ЮРОДИВЫЕ НА РУСИ

В житейском представлении юродство непременно связало с душевным или телесным убожеством. Юродивый с точки зрения пресловутого здравого смысла - обыкновенный дурачок. Это заблуждение, о чем не уставало твердить православное богословие. Св. Димитрий Ростовский в своих Четьих Минеях (они были настольной книгой многих поколений русских интеллигентов - от Ломоносова до Льва Толстого) поясняет, что юродство - «самоизвольное мученичество», маска, скрывающая добродетель. Богословие учит различать юродство природное и юродство добровольное, «Христа ради». Но быть может, эти наставления следует зачислить по разряду демагогии? Она сопутствует всякому творчеству, в том числе и богословствованию. Это, конечно, печально, но так уж устроено человечество. Для проверки обратимся к фактам.

Среди деятелей раннего старообрядчества был юродивый Афанасий. Протопоп Аввакум так писал о нем, своем любимом ученике, земляке–нижегородце и духовном сыне: «До иночества бродил босиком и зиму и лето… Плакать зело же был охотник: и ходит и плачет. А с кем молыт, и у него слово тихо и гладко, яко плачет». Весной 1665 г., когда Аввакум сидел в ссылке на Мезени, когда стало ясно, что царь Алексей Михайлович к старой вере не воротится, - тогда московской общине ревнителей древлего благочестия потребовались новые вожди. Выбор пал на юродивого Афанасия. Постригшись в каком–то северном монастыре, он стал иноком Авраамием - и тотчас взялся за перо. Он писал и прозу, и стихи (а книжная поэзия была тогда в Москве внове). Он хранил нелегальную рукописную библиотеку и архив московских старообрядцев. Все это было отобрано в феврале 1670 г., когда бывшего юродивого взяли под стражу. В заключении его держали строго, однако, по собственным его словам, «с караульщиками попризнался» и установил связи с единомышленниками. В тюрьме он ухитрился написать несколько сочинений, в частности знаменитую челобитную царю, непримиримый и резко обличительный тон которой решил его судьбу. В Великом посту 1672 г. на Болотной площади - против Кремля за Москвой–рекой, куда выходил государев сад, где казнили еретиков и преступников и устраивали кулачные потехи, - он был сожжен (по русскому обычаю, в срубе без крыши: у нас заботились о зрителях, не терзали их лицезрением смертных мучений и смертного безобразия).

Итак, юродивый Афанасий, он же инок Авраамий, принадлежал к типу не только душевно здоровых, но и интеллигентных юродивых. Интеллигентное юродство - не оксюморон и не парадокс. Юродство действительно было одной из форм интеллектуального критицизма (в качестве параллелей можно привести античных киников и мусульманских дервишей). Как Православие толкует это «самодовольное мученичество»?

Пассивная его часть, обращенная на себя, - это крайняя аскеза, самоуничижение, мнимое безумие, оскорбление и умерщвление плоти, основанное на буквальном толковании Нового Завета. «Тогда Иисус сказал ученикам Своим: если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя и возьми крест свой и следуй за Мною; ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее; а кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее; какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» (Мф. 16: 24–26). Юродство - добровольно принимаемый подвиг из разряда так называемых «сверхзаконных», не предусмотренных иноческими уставами.

Активная сторона юродства заключается в обязанности «ругаться миру», обличая грехи сильных и слабых и не обращая внимания на общественные приличия. Более того: презрение к общественным приличиям составляет нечто вроде привилегии и непременного условия юродства, причем юродивый не считается с местом и временем, «ругаясь миру» даже в Божьем храме. Две стороны юродства, активная и пассивная, как бы уравновешивают и обусловливают одна другую: добровольное подвижничество, бездомность, нищета и нагота дают юродивому право обличать «горделивый и суетный мир». «Благодать почиет на худшем» - вот что имеет в виду юродивый. Из этого принципа вытекает особность его поведения.

Юродивый - актер, ибо наедине с собою он не юродствует. Днем он всегда на улице, на людях, в толпе - на сценической площадке. Для зрителя он надевает личину безумия, «глумится», как скоморох, «шалует». Если Церковь утверждает благообразие и благочиние, то юродство этому себя демонстративно противопоставляет. В Церкви слишком много вещественной, плотской красоты - в юродстве царит нарочитое безобразие. Церковь и смерть сделала красивой, переименовав ее в «успение», засыпание. Юродивый умирает неведомо где и когда. Он либо замерзает в стужу, как св. Прокопий Устюжский, либо просто скрывается с глаз людских.

Церковь апеллирует не столько к разуму, сколько к душе. Мысль в церковном обряде уступает место эмоции. Однако от стократного повторения вечные истины, на которых покоится обряд, тускнеют, эмоция охлаждается и превращается в обыденность. Зрелище юродства как бы обновляет вечные истины, оживляет страсть. Оно противостоит рутине.

Юродивый - главное, но не единственное лицо представления, которое разыгрывалось на площадях и улицах древнерусских городов. Юродивому нужен зритель, которому предназначена активная роль. Ведь юродивый - не только актер, но и режиссер. Он руководит толпою и превращает ее в марионетку, в некое подобие коллективного персонажа. Толпа из наблюдателя становится участником действа, реагирует непосредственно и страстно. Так рождается своеобразная игра.

Идеальный костюм юродивого - нагота. Обнажаясь, он надевает «белые ризы нетленной жизни». Голое тело больше всего терпит от зимнего холода и летнего зноя и наглядно свидетельствует о презрении к тленной плоти (отнюдь не случайно действие в Житиях русских юродивых протекает большею частью в зимнюю пору). Показательна в этом смысле иконография Василия Блаженного, или Василия Нагого. Он обычно изображается обнаженным, как и предписывается иконописными руководствами: «Наг весь, брада курчевата, в левой руке плат, правая молебна». В красках старались выразить и нравственную идею наготы - на образах Василий был «телом смугл от солнечного горевания».

Однако нагота двусмысленна. Это и «ангельский» символ души, и соблазн, безнравственность, олицетворение злой воли и бесовства (в готическом искусстве дьявол всегда изображается нагим). Этот «костюм» лицедея, как и его поступки, давал возможность выбора, для одних был соблазном, для других - спасением. Чтобы примирить наготу «Христа ради» и грех от созерцания плоти, юродивые пользуются паллиативами, например носят набедренную повязку. Среди паллиативов самый распространенный - рубаха. Это корпоративная примета, по которой юродивого сразу опознавали, как шута по колпаку с ослиными ушами, как скомороха по сопели. Как выглядела рубаха, можно судить хотя бы по Житию новгородского юродивого Арсения. Она «непотребная» и «многошвейная», лоскутная. Эта деталь напоминает костюм древних мимов, сшитый из разноцветных лохмотьев (ср. одежду итальянского арлекина). Юродивый действительно своего рода мим, потому что он играет молча, его спектакль - пантомима.

Идеальный язык юродивого - молчание. Однако безмолвие не позволяет (или затрудняет) выполнять функции общественного служения, и в этом еще одно противоречие юродства. Среди возложивших на себя вериги этого подвига были убежденные, упорные молчальники, но вообще это редкость. Обыкновенно юродивые как–то общаются со зрителем - по сугубо важным поводам, обличая или прорицая. Их высказывания либо ясны, либо невразумительны, но всегда кратки, это выкрики, междометия, афористические фразы. Рассказывая о юродивой Елене, которая предсказала смерть Лжедмитрию, голландец Исаак Масса в «Кратком известии о Московии» заметил: «Речи, которые она говорила против царя, были невелики, и их можно передать словами поэта: „И пока ты готовишь брачный чертог, рок вершит твою участь”». Замечательно, что в сентенциях юродивых, как и в пословицах, часты созвучия. «Ты не князь, а грязь», - говорил св. Михаил Клопский. Рифма должна была подчеркнуть особность высказываний юродивых, отличие их от косной речи толпы, мистический характер пророчеств и укоризн.

Развитием принципа молчания можно считать глоссолалию, косноязычное бормотание, «словеса мучные», которые произносил Андрей Цареградский. Его переводное Житие было популярно на Руси с домонгольских времен - в частности, по той причине, что в церковнославянском тексте он назван славянином, хотя в греческом оригинале именуется скифом. Эти «словеса» - сродни детскому языку, а детское «немотствование» встарь считалось средством общения с Богом. Это - пророческая традиция, восходящая к Книге Иеремии: «И я сказал: а–а–а, Господи! Я, как дитя, не умею говорить. Но Господь сказал мне: не говори „я дитя”, иди, куда я пошлю, и говори все, что прикажу» (цитирую по Вульгате). Между прочим, протянутое междометие «а» в качестве знака, указывающего на особность языка, употреблялось и в новейшей русской литературе. Словотворец и своего рода юродивый Хлебников (Асеев отнюдь не случайно в поэме «Маяковский начинается» назвал его «Достоевского Идиот») подписывал свои ранние прозаические опыты псевдонимом «АААА».

Юродивые многое заимствуют из фольклора - ведь они плоть от плоти народной культуры. Присущая им парадоксальность свойственна также персонажам сказок о дураках. Иван–дурак похож на юродивого тем, что он - самый умный из сказочных героев, а также тем, что мудрость его прикровенна. Если в начальных эпизодах сказки его противостояние миру выглядит как конфликт глупости и здравого смысла, то с течением сюжета выясняется, что глупость эта притворная или мнимая, а здравый смысл сродни плоскости или подлости. Отмечалось, что Иван–дурак - светская параллель юродивого Христа ради, равно как Иван–царевич - святого князя. Отмечалось также, что Иван–дурак, которому всегда суждена победа, не имеет аналогов в западноевропейском фольклоре. Равным образом и юродивых не знал католический мир.

Одна из форм протеста в юродстве - осмеяние порока и зла. Смех - опять–таки «сверхзаконное» средство, потому что в Православии он считался греховным. Еще Иоанн Златоуст, самый на Руси почитаемый из святых отцов, заметил, что в Евангелии Христос никогда не смеется. На исповеди нашим предкам предлагались вопросы о «смехе до слез», и на провинившихся в этом налагалась епитимья. Соответственно не смеются житийные герои. Исключение из этого правила делается редко; но оно всегда делается для юродивых. Вот два идущих подряд эпизода из Жития Василия Блаженного.

Однажды прохожие девицы посмеялись над наготой юродивого - и тотчас ослепли. Одна из них побрела, спотыкаясь, за блаженным и пала ему в ноги, умоляя о прощении и исцелении. Василий спросил: «Отселе не будешь ли паки смеятися невежественно?» Девица поклялась, что не будет, и Василий исцелил ее, а вслед за нею и остальных. Другая сцена перенесена в московскую корчму. Ее хозяин был зол и «ропотлив»: «Всем ругательно обычаем своим бесовским говорил: „Черт да поберет!”» Зашел в корчму жалкий пропойца, трясущийся с похмелья, вытащил медную монету и потребовал вина. Народу было великое множество, только поспевай подносить, и хозяин отмахнулся от пьяницы. Тот никак не отставал, и целовальник налил ему чарку: «Прими, пьяница, черт с тобою!» С этими словами в чарку скочил скорый на помине бес (заметил это, конечно, только провидец–юродивый). Пропойца поднял чарку левой рукой, а правой перекрестился. Тут бес, «палимый силою креста», выскочил из склянки и бросился вон из кабака. В голос захохотал Василий Блаженный, озадачив пьяную братию: «Почто плещет руками и смеется?» Пришлось ему рассказать о том, что было ему «явлено».

Эти рассказы - невысокого художественного качества. Но включение их в ткань повествования нельзя считать ни ошибкой, ни прихотью автора. Его привлекла общая для обоих рассказов тема смеха. Смехом начинается первый эпизод, смехом кончается второй. Получается цепное построение, вставленное в своеобразную рамку. Все это несет мировоззренческую нагрузку: грешным девицам смеяться нельзя, смехом они губят душу, а юродивому - можно, ибо на нем почиет благодать.

Осмеяние мира - это прежде всего дурачество, шутовство. Действительно, юродство тесно соприкасается с институтом шутов - и в поведении, и в философии. Основной постулат философии шута - тезис о том, что все дураки, а самый большой дурак тот, кто не знает, что он дурак. Кто сам себя признал дураком, перестает быть таковым. Иначе говоря, мир сплошь населен дураками, и единственный неподдельный мудрец - это юродивый, притворяющийся дураком. Его «мудрая глупость» всегда одерживала победу, осмеивая «глупую мудрость» филистерского мира.

Протестуя, юродивый выполняет обязанности обличителя и общественного заступника. Ему, естественно, необходимо народное признание: на Руси испокон веку косо глядели на самозваных учителей (хотя, к сожалению, часто ими обольщались, часто вверяли себя проходимцам). С православной точки зрения, самый дурной человек, которому нечего уповать на райское блаженство, - не душегуб и не разбойник с большой дороги, а тот, кто твердит: «Я все знаю, я всегда прав». С таким нельзя общаться, нужно повернуться к нему спиной - и бежать прочь.

Но ведь юродивый, в сущности, становится в ту же позу всеведения. Ему надлежит доказать право на него; аргументом выставляется абсолютное бескорыстие. Юродивый извергает себя из мира, порывает с ним все связи. Социальной и корпоративной приметой юродивого становится собака - символический знак отчуждения, известный по крайней мере со времен киников, которые вели поистине «собачью» жизнь (ее можно представить себе по анекдотам о Диогене Синопском, самом знаменитом из киников).

Вот первое появление на поприще юродства палестинского монаха аввы Симеона (его Житие, по которому русские подвижники «учились юродству», было хорошо известно нашим предкам в церковнославянском переводе; митрополитом Макарием в середине XVI в. оно было включено в «Великие Минеи Четьи» под 21 июля, когда празднуется память Симеона; я цитирую Житие в переводе с греческого, выполненном С. В. Поляковой, - для лучшего понимания). Вот первый публичный спектакль этого подвижника: «Честной Симеон, увидев на гноище перед стенами дохлую собаку, снял с себя веревочный пояс и, привязав его к лапе, побежал, волоча собаку за собой, и вошел в город через ворота, расположенные вблизи школы. Дети, заметив его, кричали: „Вот идет авва дурачок!” - и бросились за ним бежать, и били его».

Андрей Цареградский, приготовляясь почивать, отыскивал место, где лежали бродячие псы, и тут же укладывался, прогнав какого–нибудь из них. «Пес ты, и с псами выспался», - говорил он поутру. В Житии Прокопия Устюжскою этот мотив повторен и усилен. Была студеная зима, птицы застывали на лету, много людей до смерти замерзало, и нестерпимо тяжело стало Прокопию на церковной паперти. Тогда он пошел искать себе пристанища на ночь. «Пришел я в пустую постройку, и там в углу собаки лежат. И я лег среди них, чтобы согреться. Они же вскочили и убежали вон. Я же подумал про себя, что не только Бог и люди меня оставили, но что и псы мной гнушаются». Если юродивый снизошел до бездомных собак, то они не снизошли до юродивого.

В культуре православной Руси собака символизировала юродство. В культуре римско–католической Европы она была приметой шутовства, знаком позора. Среди средневековых наказаний одним из самых унизительных было избиение дохлой собакой. Юродивый становился в позу отверженного; шут был неприкасаемым По городскому праву шут приравнивался к палачу, и ему запрещалось селиться среди добропорядочных горожан.

Отчуждая себя от общества, подвижник как бы получает право обличать. Но он не призывает к социальным переменам; его протест не имеет ничего общего с бунтом, радикализмом или реформаторством. Юродивый не посягает на государственный порядок, он обличает людей, а не обстоятельства. Это, в сущности, резонер, консервативный моралист. Однако юродство, как всякий культурный феномен, не пребывает в неизменном, раз навсегда определенном состоянии. По источникам легко заметить, что общественная роль юродства возрастает в кризисные для Церкви времена. Нет ничего удивительного в том, что юродство расцветает при Иване Грозном, когда Церковь утратила самостоятельность, склонившись перед тираном, а затем в эпоху раскола, Классический юродивый - это протестующий одиночка. Такой тип обличителя вообще характерен для средневековья, для консервативного, медленно меняющегося общества. Но как только в XVII в. динамизм стал овладевать умами, как только началась переориентация Руси - на Запад, новизну, перемены, - юродивый перестал быть одиночкой, он превратился в человека партии, примкнув, конечно, к консервативному течению. Это произошло при патриархе Никоне. Ни один мало–мальски заметный и активный юродивый не принял его церковной реформы. Все они объединились вокруг протопопа Аввакума и его сподвижников. Одиночество уже не было абсолютным: в хоромах боярыни Морозовой жила маленькая община юродивых. Когда боярыню арестовали, власти ставили ей это в вину, В этой связи показательно, как резко менялось отношение к юродивым самого Никона. В мае 1652 г. Никон, тогда еще новгородский митрополит, сам отпевал юродивог? Василия, любимца царя Алексея Михайловича. Года через три на парадном обеде у патриарха единоверные иностранцы могли еще наблюдать юродивого Киприана (впоследствии казненного в Пустозерске, где он был посредником между «волей» и заточенным здесь Аввакумом). Но вскоре реформатор Никон стал отрицать юродивых как институт, предвосхитив рационалистическое неприятие их реформатором Петром I. В одном из старообрядческих сочинений на это прямо указано: «Он же, Никон, юродивых святых бешеными нарицал и на иконах их лика писать не велел».

Упрек «богоотметнику Никону», касающийся хулы на юродство Христа ради, не случаен. В потоке обличений ненавистного староверам патриарха это не мелочь, вспомянутая согласно поговорке «Всякая вина виновата». С точки зрения обвинителей, такой упрек чрезвычайно важен: заступаясь за юродство, они обороняли национальный тип культуры, подорванный церковной реформой. Более того, юродство стало для них чем–то вроде народной хоругви, которую они то и дело выставляли на всеобщее обозрение.

Когда Аввакума судили на соборе 1667 г. (на нем присутствовали два вселенских патриарха, Паисий Александрийский и Макарий Антиохийский), он прибег к юродскому дурачеству. Аввакум вспоминает: «И я отошел ко дверям да набок повалился: „Посидите вы, а я полежу”, - говорю им. Так оне смеются: „Дурак де протопоп–от! И патриархов не почитает!”» Чтобы читатель правильно понял эту сцену, Аввакум дальше цитирует Первое послание апостола Павла к коринфянам: «И я говорю: мы уроди Христа ради; вы славни, мы же бесчестни, вы сильни, мы же немощни». Это одна из тех новозаветных фраз, которыми православное богословие обосновывает подвиг юродства.

Мы в состоянии представить, что конкретно имел в виду протопоп, когда он «набок повалился», что он хотел сказать своим гонителям. Этот жест расшифровывается с помощью Ветхого Завета. Аввакум подражал пророку Иезекиилю: «Ты же ложись на левый бок твой и положи на него беззаконие дома Израилева… Вторично ложись уже на правый бок, и сорок дней неси на себе беззаконие дома Иудина». По велению свыше Иезекииль обличал погрязших в преступлениях иудеев, предрекал им смерть от моровой язвы, голода и меча. Это предсказание повторил и Аввакум. О «моровом поветрии» (пережитой Москвою чуме) и «агарянском мече» как наказании за «Никоновы затейки» Аввакум писал царю еще в 1664 г., в первой своей челобитной. К этой теме он возвращался не раз и в пустозерской тюрьме: «Не явно ли то бысть в нашей Росии бедной: Разовщина - возмущение грех ради, и прежде того в Москве коломенская пагуба, и мор, и война, и иная многа. Отврати лице свое, Владыко, оттоле же Никон нача правоверие казити, оттоле вся злая постигоша ны и доселе».

То же упование на юродство находим в рассказе другого пустозерского страдальца, дьякона Федора (духовного сына Аввакума), о первом мученике за старую веру, епископе Павле Коломенском. В письме из заточения к сыну дьякон Федор писал, что Павла «Никон воровски обругал, сан сняв, и в ссылку сослал на Хутыню в монастырь Варлаама преподобного… Павел же тот, блаженный епископ, начал уродствовать Христа ради; Никон же уведав, и посла слуг своих тамо в новгородские пределы, идеже он ходя странствовал. Они же обретоша его в пусте месте идуща и похвативше его, яко волцы кроткую Христову овцу, и убиша его до смерти, и тело его сожгоша огнем».

Если даже дьякон Федор не знал правды о судьбе Павла (обстоятельства гибели его доныне остаются загадкой), если он передавал слухи, доверялся молве, то все равно его сообщением нельзя пренебрегать. Оно важно потому, что здесь сплетены воедино отеческие заветы, старая вера и юродство. Павел Коломенский, единственный русский архиерей, юродствует по двоякой причине. Это последняя возможность сохранить жизнь, ибо юродивый считался неприкосновенным. Это последний довод в защиту национальных устоев: епископ, чье пастырское слово презрели, обращается к народу «зрелищем странным и чудным».

Вообще, юродивый - неумолимый ригорист, который не признает смягчающих обстоятельств. Безнравственность для него всегда безнравственность, за кем бы она ни была замечена - за сильным или слабым. Поскольку юродивый протестует во имя гуманности, поскольку осуждает не пороки общественного устройства, а проступки против христианской морали, против Десятословия и Нагорной проповеди, не порядки, а лица, то ему в принципе все равно, кого обличать - нищего или вельможу. В высшей степени любопытно московское предание, которое еще в начале нынешнего столетия передавалось в первопрестольной из уст в уста, - о том, как Василий Блаженный опознал в нищем беса. Прося милостыню «Христа ради», тот бормотал эти слова скороговоркой, так что выходило «ста ради», «ста ради», - не ради Бога, а ради денег, ради «ста» (копеек или рублей). Здесь противопоставлены юродивый, истинный подвижник «Христа ради», и нищий, сребролюбец «ста ради».

Антитезой этой легенде можно считать рассказ о купце «в красных ризах», которому Василий насыпал полную полу золота - отдал щедрую царскую милостыню. «Царь же усомнился о святом… что не нищим раздал его, но купцу, и призвал к себе святого и вопросил о данном ему злате». Разумеется, тотчас выяснилось, что купец разорился, что у него только «светлая купеческая одежда» и осталась, что он–то и есть подлинный нищий. Нет сомнения, что контрастность этих рассказов призвана подчеркнуть асоциальность уродства.

Но если юродивому все равно, кого обличать, то он должен обличать и царя, ибо исключений в протесте нет. Более того, царя он должен обличать чаще и суровее, потому что преступления царя и заметнее, и ужаснее по своим последствиям. В таком случае моралистический по форме протест достигает максимальной социальной остроты. Русские Жития и другие источники фиксируют обличения царей особенно внимательно. Иные из них относятся к сфере чистого вымысла, иные вполне достоверны. Однако и легенды, и факты слагаются в определенный культурный стереотип, возросший на почве национальных традиций.

Одной из черт этого стереотипа было представление о возможности и даже обязательности прямого контакта юродивого и монарха. Это представление сродни извечной крестьянской мечте о встрече простолюдина и справедливого царя, ярко отображенной в бытовых сказках. Насколько оно укоренилось в сознании древнерусского человека, ясно из рассказа о юродивом Киприане. «Был тогда и дивный Киприан, который перед миром был юродивым и глупым, а перед Богом - премудрым и благоразумным; он вел столь святое и подвижническое житие, что и сам монарх его знал и за премногую добродетель зело любил. Многажды, когда царь на своей колеснице выезжал для раздачи милостыни, дивный Киприан, бродивший в одной рубахе, прицеплялся к колеснице и ездил с царем».

Это - переложение из «Винограда Российского», который сочинялся спустя полвека после казни Киприана, но мы имеем все основания верить в то, что рассказ - не выдумка. На оригинале третьей челобитной Аввакума, посланной из холмогорской ссылки, есть такая приписка какого–то дьяка или подьячего: «Сию челобитную подал великому государю Киприян, Христа ради уродивый, во 173 (1664) году, ноября в 21 день». Следовательно, Аввакум был прекрасно осведомлен об особых отношениях Киприана с царем Алексеем Михайловичем, знал, что Киприан найдет возможность передать, а государь не откажется принять послание опального протопопа.

По всей видимости, Аввакум полагал, что переданная юродивым челобитная выражает уже не его только мнение, но мнение народное. Кроме того, Алексею Михайловичу по сану надлежало почитать «Божьих людей»; была надежда, что это также подействует.

В самом деле, в особом помещении дворца, возле царских покоев, на полном попечении и содержании государя жили верховые богомольцы (дворец назывался в просторечии Верхом, потому что был двухэтажный, или, по–старинному, двупрясельный; во втором прясле и пребывал монарх с семьей). «Особенное уважение государя к этим старцам простиралось до того, - пишет И. Е. Забелин в замечательной книге «Домашний быт русских царей в XVI и XVII столетиях”», - что государь сам нередко бывал на их погребении, которое всегда отправлялось с большою церемониею, обыкновенно в Богоявленском монастыре в Троицком Кремлевском подворье… Верховые богомольцы назывались также и верховыми нищими, в числе их были и юродивые. Царица и взрослые царевны имели также при своих комнатах верховых богомолиц и юродивых».

Эта демонстративная близость монарха и юродивого восходит к древнейшему культурному архетипу, отождествлявшему царя и изгоя - раба, прокаженного, нищего, шута (об этом есть много материалов в «Золотой ветви» Дж. Фрэзера). За такое отождествление иногда приходилось платить жизнью. На время римских сатурналий царем избирался раб. Все беспрекословно подчинялись ему, но он знал, что по окончании праздника ему предстоит стать кровавой жертвой. На пороге нашей эры «игру в царя» культивировали легионеры, и роль царя–изгоя часто исполнял осужденный на смерть преступник. Отголосок этой жестокой традиции запечатлен в Евангелии - в том фрагменте, где римские воины провозгласили Христа царем (цитирую по Матфею): «Тогда воины правителя, взявши Иисуса в преторию, собрали на Него весь полк и, раздевши Его, надели на Него багряницу. И, сплетши венок из терна, возложили Ему на голову и дали Ему в правую руку трость; и, становясь пред Ним на колени, насмехались над Ним, говоря: „Радуйся, Царь Иудейский!” И плевали на Него и, взявши трость, били Его по голове. И когда насмеялись над Ним, сняли с Него багряницу и одели Его в одежды Его, и повели Его на распятие». В Европе эта древнейшая традиция была очень живуча. До XVII в. здесь были в ходу своего рода шутовские фестивали с выборным пародийным королем.

В русскую придворную культуру модификации этого архетипа пришли из Константинополя. Византийский император, появляясь перед подданными, держал в руках не только символы власти, но также «акакию» - мешочек с пылью, напоминавший о ничтожестве бренного человека. Как бы подражая Христу, император раз в год омывал ноги нескольким константинопольским нищим. То же делал и Патриарх всея Руси (у нас патриаршество было учреждено в 1589 г.). Что касается царя, то в сочельник, часа за четыре до рассвета, он посещал московские тюрьмы и богадельни и жаловал тамошних обитателей. Эти выходы были регулярными, маршрут и ритуал их практически не менялся. Народ знал, где и когда государь общается с последними из своих подданных.

Отзвуки идеи о тождестве царя и изгоя есть и в древнерусском юродстве. В Житии Арсения Новгородского изложена местная легенда, согласно которой Иван Грозный с царевичами предложил Арсению выбрать себе «на прокорм» какое–нибудь село или городок. «Я–то выбрал, да дадите ли мне?» Они обещались дать. Тогда Арсений предъявил непомерное требование: «Дайте мне на пропитание сей Великий Новгород, и хватит с меня». Царь понял это буквально и смутился, не желая ни слова нарушить, ни отдать Новгород Арсению. Тот сказал: «Хотите или нет, а я приемлю город». Арсений говорил иносказательно; ему не надобны земные блага. Одно ему дорого - бродить в лоскутном рубище по Новгороду, юродствовать на площадях. Это в его воле и власти, и этого никто ни дать, ни отнять не может.

Арсений словно меняется местами с Иваном Грозным, юродивый становится выше царя. Грозный не в состоянии пожаловать Новгородом Арсения - значит, власть Грозного не безгранична, не абсолютна. Истинный «державец» города - бездомный скиталец. Важна оговорка автора Жития, касающаяся «неразумия» царя с царевичами. Юродивого, поясняет автор, понимает лишь тот, у кого «цел ум». Если Грозный не уразумел иносказания Арсения - значит, монарх не «целоумен», он мнимый мудрец, а бродячий дурак - мудрец настоящий. Все это имеет прямое отношение к «перемене мест».

Имущество подданных принадлежит царю; он распоряжается им, как ему заблагорассудится. Но точно так же имущество подданных принадлежит юродивому. «Если же кто из них, - рассказывает англичанин Джильс Флетчер, посетивший Россию в царствование Федора Иоанновича, - проходя мимо лавки, возьмет что–нибудь из товаров, для отдачи куда ему вздумается, то купец, у которого он таким образом что–либо взял, почтет себя весьма любимым Богом и угодным святому мужу». Царь - помазанник Божий, а юродивый - сосуд благодати, Божий избранник, единственный мудрец в «объюродевшем», обезумевшем мире. Напомню в этой связи знаменитый кинический силлогизм Диогена Синопского: «Все принадлежит богам. Мудрецы - друзья богов, а у друзей все общее. Следовательно, все принадлежит мудрецам».

При Грозном в Пскове жил Никола Салос (по–гречески это слово и означает «юродивый»). Русские и чужеземные источники единогласно отводят ему роль спасителя Пскова от царского гнева. По одним сведениям, Никола предсказал, что падет царев аргамак (так и случилось), по другим - просто «жестокими словами» поносил Грозного. Предоставим слово англичанину Джерому Горсею, который приехал в Россию в 1573 г., спустя три года после опричного похода на Новгород и Псков.

«В Пскове был тогда один юродивый, которого тамошние жители считали пророком. Этот обманщик, или колдун, по имени Никола Святой, встретил царя смелыми укоризнами и заклинаниями, называя его кровопийцею, пожирателем христианского мяса, и клялся, что царь будет поражен громом, если он или кто–нибудь из его воинов коснется во гневе хотя единого волоса на голове последнего ребенка в Пскове; что ангел Божий хранит Псков для лучшей участи, а не на разграбление, и что царь должен выйти из города прежде, чем Божий гнев разразится в огненной туче, которая, как он сам может видеть, висит над его головой (ибо в эту минуту была сильная и мрачная буря). Царь содрогнулся от этих слов и просил сю молиться об избавлении его и прощении ему его жестоких замыслов. (Я видел этого негодного обманщика, или колдуна: и зимой и летом он ходил голый, вынося и зной, и мороз. Посредством волшебных очарований дьявола он делал много чудесных вещей. Его боялись и уважали как государь, так и народ, который всюду за ним следовал)».

Как видим, Горсей излагает еще одну версию. На ее легендарность указал еще?. М. Карамзин в «Истории государства Российского»: «Но это было зимою, а зимние тучи не громоносны». Но в любом случае записки Горсея чрезвычайно» важны. Во–первых, это единственный из иностранных авторов, кто своими глазами наблюдал Николу Псковского. Во–вторых, следует обратить внимание на то, что юродивый бранил Грозного кровопийцей и пожирателем христианского мяса. Эта мимолетная фраза - источник того парадоксального жеста, который народная молва вскоре навечно связала с Николой Салосом и Грозным.

Флетчер, побывавший в Москве через шестнадцать лет после Горсея, услышал и записал уже окончательный, отшлифованный вариант легенды. По Флетчеру, Грозный пожаловал Николу каким–то подарком. В ответ юродивый прислал царю кусок сырого мяса. Царь простодушно удивился: ведь был пост, а не мясоед. Тогда Никола сообщил разгадку: «Да разве Ивашка думает… что съесть постом кусок мяса какого–нибудь животного грешно, а нет греха есть столько людей, сколько он уже съел?» Этот парадокс увенчал здание легенды и стал каноническим в картинах юродского протеста. Приуроченный к опричному погрому Новгорода, он вошел в Житие Василия Блаженного (хотя тот умер значительно раньше). Василий будто бы позвал царя Ивана в убогий вертеп под волховским мостом и предложил гостю «скляницу крови и часть сырого мяса».

Обличения царя юродивым, по всей видимости, нельзя считать случайностью. Скорее это была система. Народ ждал их, и юродивые не обманывали его ожиданий. Церковная реформа Никона и укрепление абсолютизма означали закат юродства. Однако власти все же не решались открыто выступить против этого издревле вкоренившегося в национальное самосознание феномена. Прямой удар по юродству нанес только Петр I.

Если в ого молодые годы, при последнем патриархе Адриане, юродство Христа ради еще более или менее уважалось Церковью (так, в 1698 г. были открыты мощи Максима Московского, подвизавшегося в XV в.), то в период преобразований ему было отказано в праве на существование. Петр всех юродивых его времени объявил «притворно беснующимися». Дело не кончилось рационалистическим неприятием юродства. Были предписаны репрессивные меры. В одном из типичных документов эпохи - в «обещании, чинимом архиереями при поставлении их в сей чин» (1716 г.) читаем: «Паки обещаваюся притворных беснующих, в колтунах, босых и в рубашках ходящих, не точию наказывать, но и градскому суду отсылать». Репрессивный мотив постоянно звучит в узаконениях петровского, а потом аннинского времени. Так, в 1737 г. Синод приказал отыскивать, ловить и «отсылать в светский суд» разных «суеверцев», в том числе «притворных юродцев и босых и с колтунами». Если в XVII в. юродивых губили за дерзкие речи, то в XVIII в. хватали уже за колтуны и наготу, то есть за самый юродский облик.

Но юродство было очень живучим. Как только обстроился Петербург, юродивые появились в новой столице (недавно была канонизована Ксения Петербургская, начавшая юродствовать при императрице Елизавете Петровне). Они бродили по российским градам и весям и позже - их описывали Тургенев, Лев Толстой, Бунин. Встречаются они и в наше время.

В петербургский период возникло явление, которое можно назвать светским вариантом юродства. От него - бескомпромиссная совестливость русской классики, которая не уставала обличать зло и кривду, торжествующие в жизни. Суд над ними был тем строже, тем авторитетнее, чем чище в нравственном отношении, чем бескорыстнее был судия.

Из книги История Христианской Церкви автора

Из книги Русь уходящая: Рассказы митрополита автора Александрова Т Л

Из книги Русская религиозность автора Федотов Георгий Петрович

Глава 13. Юродивые Вместе с юродивыми новый чин мирянской святости входит в Русскую Церковь приблизительно с начала XIV века. Его расцвет падает на XVI столетие, несколько запаздывая по отношению к монашеской святости: XVII век еще вписывает в историю русского юродства

Из книги Иисус Христос - Homo sapiens. Тацинский апокриф автора Ефремов Василий Иванович

По Руси На Руси тоже достаточно мест, куда может пойти паломник. Первая и главная святыня Киевской Руси - это Киево–Печерская лавра с нетленными останками, со святыми мощами подвижников, которые вели там святую жизнь. Некоторые из них помимо церковной биографии имеют и

Из книги История религии в 2 томах [В поисках Пути, Истины и Жизни + Пути христианства] автора Мень Александр

XII. Юродивые «Христа ради юродивые» составляют в Восточной православной Церкви особый чин канонизированных святых {468}. Эта форма подвижничества, представляющая собой крайнюю степень христианского кенотизма, неизвестная в древней Киевской Руси, впервые входит в Русскую

Из книги История православия автора Кукушкин Леонид

Иисус на Руси Имя Христа самолично донес до древней Руси апостол Андрей - брат Петра. «А Днепр впадает устьем в Понтийское море; это море слывет Русским, - по берегам его учил, как говорят, святой Андрей, брат Петра». Это запись «Повести временных лет» - летописи монаха

Из книги Агиология автора Никулина Елена Николаевна

Христианство на Руси Крещение РусиХристианство стало проникать на Русь задолго до ее крещения. Существуют неоспоримые исторические сведения, что часть русов была крещена еще в IX веке при Аскольде (ум. в 882). Более того, само крещение Руси носило официальный характер, а

Из книги История религий. Том 1 автора Крывелев Иосиф Аронович

Глава I. Возникновение и распространение христианства в Киевской Руси. Упадок Киева как центра

Из книги Очерки по истории Вселенской Православной Церкви автора Дворкин Александр Леонидович

Крещение Киевской Руси. Период полного подчинения Русской Церкви Константинопольскому патриархату. Возникновение монашества. Гибельное последствие удельного княжения для Киевской Руси. Перемещение центра княжества на северо-восток. Начало московского периода в

Из книги автора

Тема 6 Святость в миру: благоверные, юродивые, праведные Среди святых мирян наиболее известны благоверные правители и юродивые – святые, находившиеся на противоположных «полюсах» общества. Подвиг этих святых получил осмысление в целом ряде богословских трудов.А о

Из книги автора

6.2. Юродивые Юродство – это один из совершенно особых путей к святости. По определению проф. Голубинского, «юродство состояло в том, что человек притворно делался дураком и безумцем для Господа, чтобы терпеть от людей поношения и укоризны и с дерзновением обличать их».

Из книги автора

Крещение Руси. События 1054 г.Литература: Meyendorff, Rome and Constantinople; Meyendorff, The Byzantine Church; Meyendorff, Imperial Unity; Мейендорф, Введение; Runciman, The Great Schism; Runciman, The Great Church; Runciman, A History of the Crusades; Paradakis A. The Christian East and the Rise of the Papacy. N.Y., 1994; Obolensky, Byzantium and the Slavs; Walker; Southern R.W. Western Society and the Church in the Middle Ages. Middlesex,

Юродивые – люди, принимавшие на себя из любви к Богу и ближним один из подвигов христианского благочестия – юродство о Христе. Они не только добровольно отказывались от удобств и благ жизни земной, от выгод жизни общественной, от родства самого близкого и кровного, но принимали на себя вид безумного человека, не знающего ни приличия, ни чувства стыда, дозволяющего себе иногда соблазнительные действия. Эти подвижники не стеснялись говорить правду в глаза сильным мира сего, обличали людей несправедливых и забывающих правду Божию, радовали и утешали людей благочестивых и богобоязненных.

Юродивые нередко вращались среди самых порочных членов общества, среди людей, погибших в общественном мнении, и многих из таких отверженных возвращали на путь истины и добра. Почти все юродивые Востока и некоторые из них на Руси были иноки. Выражение Апостола: "мы юроди Христа ради" послужило основой и оправданием подвига юродства. Общее название этих подвижников – юродивые. В древнем языке часто употреблялось слово оурод, юрод; им переводилось греческое μωρός (ημέις μωροί δια Χριστόν). В житии блаженного Симеона он постоянно называется оуродом – юродом; в Печерском Патерике упоминается Исаакий, который "поча по миру ходитя оуродом ся творя". В Общей Минее 1685 года тропарь юродивым читается так: "глас апостола твоего Павла услышав глаголющ: мы оуроди Христа ради, раб твой Христе Боже – оурод бысть на земли...", а в общей Минее 1860 года: "глас апостола твоего Павла услышав – мы юроди Христа ради... юрод бысть". Вместе с тем слово это издревле употребляется и для перевода греческого σαλός – простой, глупый; отсюда прозвание юродивого Николы Новгородского Салос. Историк Голубинский это прозвание дает Михаилу Клопскому.

Первой по времени Христа ради юродивой была святая Исидора – умерла около 365 года – подвизавшаяся в Тавенском женском монастыре Мен или Мин. Жизнь ее описал святой Ефрем Сирин, посетивший пустыни Египта в 371 году. Из других юродивых восточной (греческой) церкви известны преподобный Серапион Синдонит, преподобный Виссарион Чудотворец, святой Симеон, преподобный Фома, святой Андрей. Вместе с христианством русские заимствовали от восточной церкви и подвижничество, в его разнообразных видах. На Руси первым по времени юродивым был киево-печерский чернец Исаакий, скончавшийся в 1090 году. Исторические судьбы и склад жизни древнерусского общества много способствовали процветанию на Руси юродства.

Ни одна страна не может представить такого обилия юродивых и примеров такого необыкновенного уважения к ним, как древняя Русь. В продолжение лишь трех веков – с XIV по XVI – на Руси насчитывается не менее десяти юродивых святых, тогда как в общем месяцеслове православной церкви в течение пяти веков – с VI по X – не более четырех юродивых святых, принадлежащих различным странам. Не говорим уже о юродивых не канонизированных, которых было очень много в древней России (весьма многие из них упоминаются в "Святой Руси", архиепископа Леонида) и которые народом большей частью также считались святыми.

Древнерусское общество много страдало от неправды, корыстолюбия, эгоизма, личного произвола, от притеснения и угнетения бедных и слабых богатыми и сильными. При таких обстоятельствах печальниками русского народа являлись иногда Христа ради юродивые. Общеизвестно смелое обличение Иоанна Грозного псковским юродивым Николой Салосом. Василий Блаженный нередко обличал Грозного Иоанна; блаженный Иоанн Московский беспощадно обвинял Бориса Годунова в участии в убийстве царевича Димитрия. Художественный тип юродивого древнерусской жизни создан Пушкиным в "Борисе Годунове". Л. Н. Толстой, в своем "Детстве", симпатизирует, по-видимому, юродивому и матери Иртеньева, считающей юродивого "Божьим человеком".

Во второй половине XVI века в Русской земле было уже много храмов, в которых почивали мощи православленных церковью юродивых или которые были построены во имя их. Новгород славил Николая Кочанова, Михаила Клопского, Иакова Боровицкого, Устюг – Прокопия и Иоанна, Ростов – Исидора, Москва – Максима и Василия Блаженного, Калуга – Лаврентия, Псков – Николу Салоса. С конца XVI века число юродивых в Русской земле заметно уменьшается; только немногие из них достигли прославления.
Нельзя сказать с определенностью, как рано на Востоке появились лжеюродивые; по всей вероятности, когда восточное иночество стало утрачивать дух древнехристианского подвижничества, вместе с истинно юродивыми стали появляться и мнимо юродивые. Как рано на Руси явились мнимо юродивые – на это есть прямые указания лишь начиная с XVI века. Иоанн Грозный во втором послании к собору жаловался, что "лживые пророки, мужики и женки, и девки, и старые бабы бегают из села в село, нагие и босые, с распущенными волосами, трясутся и бьются, и кричат: святая Анастасия и святая Пятница велят им".

В следующем за тем столетии о таких лжеюродивых упоминают патриарх Иоасаф Первый в указе 1636 года и собор 1666-1667 годов. Церковная власть времен Петра I преследовала лжеюродивых (ханжей), которых предписывалось помещать в монастыри "с употреблением их в труд до конца жизни"; указом 1732 года воспрещалось "впускать юродивых в кощунных одеждах в церкви", где они кричали, пели и делали разные бесчинства во время богослужения, единственно из корыстного желания обратить на себя внимание богомольцев. И в настоящее время иногда являются лжеюродивые и находят немало почитателей.

ЮРÓДИВЫЕ – подвижники Православной Церкви, принимавшие на себя подвиг юродства, то есть внешнего, кажущегося безумия. Основанием для подвига юродства послужили слова Апостола Павла из первого послания к Коринфянам: «Ибо слово о кресте для погибающих юродство есть, а для них спасаемых, – сила Божия» (), «Ибо, когда мир своею мудростью не познал Бога в премудрости Божией, то благоугодно было Богу юродством проповеди спасти верующих» (), «а мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие» (), «Если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, то будь безумным, чтобы быть мудрым» ().

Юродивые отказывались ради Христа не только от всех благ и удобств земной жизни, но также часто и от общепринятых норм поведения в обществе. Зимой и летом они ходили босиком, а многие и вообще без одежды. Нарушали часто юродивые и требования морали, если смотреть на нее как на выполнение определенных этических норм. Многие из юродивых, обладая даром прозорливости, принимали подвиг юродства из чувства глубоко развитого смирения, чтобы люди приписывали их прозорливость не им, а Богу. Поэтому они часто говорили, употребляя внешне бессвязную форму, намеками, иносказаниями. Другие юродствовали, чтобы потерпеть унижения и бесславия ради Царства Небесного. Были и такие юродивые, называемые в народе блаженными, которые не принимали на себя подвига юродства, а действительно производили впечатление слабоумных благодаря своей оставшейся на всю жизнь детскости.

Если объединить мотивы, побуждавшие подвижников принимать на себя подвиг юродства, то можно выделить три основных момента. Попрание тщеславия, весьма возможного при совершении монашеского аскетического подвига. Подчеркивание противоречия между истиной во Христе и так называемым здравым смыслом и нормами поведения. Служение Христу в своеобразной проповеди не словом или делом, а силой духа, облеченной во внешне убогую форму.

Подвиг юродства – специфически православный. Католический и протестантский Запад не знает подобной формы подвижничества.

Юродивые по большей части были мирянами, но мы можем назвать и несколько юродивых – монахов. Среди них святая Исидора, первая по времени юродивая († 365), инокиня Тавенского монастыря; святой Симеон, преподобный Фома.

Наибольшую известность из юродивых получил святой Андрей. С его именем связан праздник Покрова Пресвятой Богородицы. Этот праздник установлен в память события, происшедшего в Константинополе в середине Х века. Городу угрожала опасность от сарацинов, но однажды юродивый Андрей и ученик его Епифаний, молясь во время всенощного бдения во Влахернском храме, увидели в воздухе Пресвятую Деву Марию с сонмом святых, распростершую свой омофор (покров) над христианами. Ободренные этим видением, византийцы отбили сарацинов.

Особенно распространено и почитаемо народом было юродство Христа ради на Руси. Его расцвет падает на XVI столетие: в XIV веке – четыре почитаемых русских Ю., в XV – одиннадцать, в XVI – четырнадцать, в XVII – семь.

Подвиг юродства – один из тяжелейших подвигов, который принимали на себя во имя Христа отдельные лица ради спасения своей души и служения ближним с целью их нравственного пробуждения.

В Киевской Руси еще не было подвига юродства Христа ради как такового. Хотя отдельные святые в известном смысле и юродствовали какое-то определенное время, но это скорее был аскетизм, принимавший по временам формы, очень сходные с юродством.

Первым юродивыми в полном смысле этого слова был на Руси Прокопий Устюжский († 1302). Прокопий, согласно житию, смолоду был богатым купцом «от западных стран, от латинска языка, от немецкой земли». В Новгороде он пленился красотой православного богослужения. Приняв Православие, он раздает бедным свое имение, «приемлет юродственное Христа ради житие и в буйство преложися». Когда его начали ублажать в Новгороде, он ушел из Новгорода, направился «в восточные страны», шел по городам и селам, непроходимым лесам и болотам, принимал благодаря своему юродству побои и оскорбления, но молился за своих обидчиков. Праведный Прокопий, Христа ради Ю., избрал для своего жительства город Устюг, «великий и славный». он вел настолько суровую, что с ней не могли сравниться предельно аскетичные монашеские подвиги. Юродивый спал под открытым небом «на гноище» нагой, впоследствии на паперти соборной церкви, молился по ночам о полезном «граду и людем». Питался он, получая от людей до невероятности ограниченное количество пищи, но никогда не брал ничего у богатых.

То, что первый русский юродивый прибыл в Устюг из Новгорода, глубоко симптоматично. Новгород был поистине родиной русского юродства. Все известные русские юродивые XIV века связаны так или иначе с Новгородом.

Здесь «буйствовали» в XIV веке юродивый Николай (Кочанов) и Федор. Они устраивали между собой показные драки, причем ни у кого из зрителей не возникало сомнения, что они пародируют кровавые столкновения Новгородских партий. Никола жил на Софийской стороне, а Федор на Торговой. Они переругивались и кидались друг в друга через Волхов. Когда кто-нибудь из них пытался перейти реку по мосту, другой гнал его назад, крича: «Не ходи на мою сторону, живи на своей». Предание прибавляет, что нередко после таких столкновений блаженные возвращались часто не по мосту, а по воде, яко по суху.

В Клопском Троицком монастыре подвизался преподобный Михаил, почитаемый в народе за юродивого, хотя в его житиях (три редакции) мы и не находим типичных черт юродства. Преподобный Михаил был провидцем, в его житиях собраны многочисленные пророчества, по-видимому записывавшиеся иноками Клопского монастыря.

Прозорливость святого Михаила выразилась, в частности, в указании места для рытья колодца, в предсказании близкого голода, причем старец просил кормить голодных монастырской рожью, в предсказании болезни посаднику, ущемлявшему иноков, и смерти князю Шемяке. Предсказывая Шемяке, преподобный старец гладит его по голове, а, обещая владыке Евфимию хиротонию в Литве, берет из его рук «ширинку» и возлагает ему на голову.

У преподобного Михаила, как и у многих других святых, была особая связь с нашими «меньшими братьями». За гробом игумена идет он в сопровождении оленя, кормя его мохом из своих рук. В то же время, обладая высоким даром Христовой любви к ближним и даже к твари, старец сурово обличал сильных мира сего.

Современник преподобного Михаила Ростовского юродивый Исидор († 1474) живет на болоте, днем юродствует, а по ночам молится. Его заушают и смеются над ним, несмотря на чудеса и предсказания, заслужившие ему прозвище «Твердислов». И этот юродивый, подобно праведному Прокопию Устюжскому, «от стран бе западных, роду римского, языка немецкого». Точно так же другой ростовский юродивый Иоанн Власатый († 1581) был пришельцем с Запада. Иноязычное происхождение трех русских юродивых свидетельствует, что они настолько глубоко пленились Православием, что и форму подвижничества избрали специфически православную.

Первым московским юродивым был блаженный Максим († 14ЗЗ), канонизованный на Соборе 1547 года. К сожалению, житие блаженного Максима не сохранилось,

В XVI веке пользовались всеобщей известностью в Москве Василий Блаженный и Иоанн Большой Колпак. Помимо жития святого Василия память народная сохранила и предание о нем.

По преданию Василий Блаженный был в детстве отдан к сапожнику в ученики и тогда уже проявил прозорливость, посмеявшись и прослезившись над купцом, заказавшим себе сапоги. Василию же было открыто, что купца ожидала близкая смерть. Уйдя от сапожника, Василий вел в Москве бродячую жизнь, ходя без одежды и ночуя у одной боярской вдовы. В юродстве Василия характерно обличение общественной несправедливости и грехов различных сословий. Однажды он уничтожил товары на рынке, наказав недобросовестных торговцев. Все его, казавшиеся взору обычного человека непонятными и даже абсурдными, поступки имели тайный мудрый смысл видения мира духовными очами. Василий швыряет камни в дома добродетельных людей и целует стены домов, где творились «кощуны», так как у первых снаружи виснут изгнанные бесы, тогда как у вторых – плачут Ангелы. Подаренное царем золото он дарит не нищим, а купцу, потому что прозорливому взору Василия ведомо, что купец потерял все свое состояние, а просить милостыни стыдится. Питие, поданное царем, Ю. выливает в окошко, чтобы потушить пожар в далеком Новгороде.

Василий Блаженный отличался особым даром раскрыть беса в любом обличье и всюду его преследовать. Так, он узнал беса в нищем, который собирал много денег и в награду за милостыню устраивал людям «привременное счастье».

В разгар опричнины он не боялся обличать грозного царя Ивана IV, за что пользовался в народе огромным моральным авторитетом. Интересно описание обличения Василием Блаженным царя во время массовой казни в Москве. Святой обличает царя в присутствии огромного скопления народа. Народ, молчавший во время казни бояр, в то же время, когда разгневанный царь готовился пронзить юродивого копьем, зароптал: «Не тронь его!.. не тронь блаженного! В наших головах ты волен, а блаженного не тронь!» Иван Грозный вынужден был сдержать себя и отступить. Погребен был Василий в Покровском соборе на Красной площади, который в сознании народа навсегда соединился с его именем.

Иоанн Большой Колпак подвизался в Москве при царе Феодоре Иоанновиче. В Москве он был пришельцем. Родом из вологодских краев, он работал водоносом на северных солеварнях. Все бросив и переселившись в Ростов Великий, Иоанн построил себе келью около церкви, покрыл тело веригами и тяжелыми кольцами, выходя же на улицу, всегда надевал колпак, отчего и получил свое прозвище. Иоанн часами мог смотреть на солнце – это было его любимое занятие – помышляя о «праведном солнце». Дети смеялись над ним, но он не сердился на них. Юродивый всегда улыбался, с улыбкой он и прорицал будущее. Незадолго перед Иоанн переселился в Москву. Известно, что умер он в мовнице (бане), погребли его в том же Покровском соборе, в котором погребен Василий. Во время погребения блаженного поднялась страшная гроза, от которой многие пострадали.

В XVI веке обличение царей и бояр стало неотъемлемой принадлежностью юродства. Яркое свидетельство такого обличения дает летопись о разговоре псковского юродивого Николы с Иоанном Грозным. Пскову в 1570 году грозила участь Новгорода, когда юродивый вместе с наместником Юрием Токмаковым предложили псковитянам ставить на улицах столы с хлебом-солью и с поклонами встречать московского царя. Когда после молебна царь подошел к святому Николаю за благословением, тот поучал его «ужасными словесы еже престати велия кровопролития». Когда же Иоанн, несмотря на увещевание, велел снять колокол со Святой Троицы, то в тот же час у него пал лучший конь по пророчеству святого. В сохранившемся предании рассказывается, что Никола поставил перед царем сырое мясо и предложил есть, когда царь отказался, сказав «я христианин, и в пост мяса не ем», Никола ответил ему: «А кровь христианскую пьешь?»

Очень поражали юродивые иностранцев-путешественников, находившихся в то время в Москве. Флетчер в 1588 году пишет:

«Кроме монахов, русский народ особенно чтит блаженных (юродивых) и вот почему: блаженные... указывают на недостатки знатных, о которых никто другой и говорить не смеет. Но иногда случается, что за такую дерзкую свободу, которую они позволяют себе, от них тоже отделываются, как это и было с одним, двумя в предшествовавшее царствование, за то, что они уже слишком смело поносили правление царя». Флетчер же сообщает о Василии Блаженном, что «он решился упрекнуть покойного царя в жестокости». Об огромном уважении русского народа к юродивым пишет также Герберштейн: «Их почитали пророками: явно обличаемые ими говорили: это по грехам моим. Если они что брали в лавке, торговцы еще благодарили».

По свидетельству иностранцев, юродивых. в Москве было очень много, они составляли по существу как бы некий отдельный орден. Канонизована из них весьма незначительная часть. Есть глубоко почитаемые до сих пор, хотя и неканонизованные местные юродивые.

Таким образом, юродство на Руси по большей части не подвиг смирения, а форма пророческого служения, соединенного с крайней аскезой. Юродивые обличали грехи и несправедливость и таким образом не мир смеялся над русскими юродивыми, а юродивые смеялись над миром. В XIV- XVI веках русские юродивые были воплощением совести народа.

Почитание народом юродивых привело, начиная с XVII века, к тому, что появилось много лжеюродивых, преследовавших свои корыстные цели. Случалось также, что за юродивых принимали и просто душевнобольных людей. Поэтому всегда очень осторожно подходила к канонизации юродивых.

Скоморохи – путешествующие по просторам необъятной России и выступающие на улицах и площадях, тролли различной толщины, лгуны, плясуны, и на дуде игруны, практикующие театрализованные дебоши. Скоморохи участвовали во всех народных гуляниях, а так же в таких важных общественных мероприятиях, как: родильно-крестильные процедуры, свадьбы, проводы в армию, обмывание новых лаптей и похороны. Скоморохами в Древней Руси называли музыкантов, дудочников, волынщиков, гусляров - словом, всех тех, кто промышлял пляской, песнями, шутками, фокусами. Но отношение власть имущих к ним было неоднозначным.

В их репертуар входили: лобания на всяких свисто-перделках, театральные постановки, пьески, кукольные представления, колдунские фокусы и остросоциальная сатира. Не стесняясь в выражениях, любили озалупить мать нашу, святую РПЦ, вместе с б-гом, попами и библией, а порой и вероломно проехаться по государю-батюшке, чем вызывали радость у люда простого и благороднейший бугурт у объектов насмешек, за что, естественно, получали репрессивным батогом по горбу, а иногда и ссылались в обезьянник, прям как эти ваши бунтующие вагины. Кстати, скоморохов, по поведению и производимой ими смысловой нагрузке, вполне можно сравнить с некоторыми панк-группами (и нет, это не КиШ).

Возникли скоморохи, скорее всего, еще в дремучей и невежественной древности дохристианской Руси, где участвовали в богомерзких вакханалиях и обрядах посвященных заклинанию духов. Считалось, что духи тоже любили знатно погудеть и поржать. Логично, что после крещения, выше обозначенной Руси, церковь начала активно бодаться с артистами оригинального жанра – отлучала от себя родимой и скоморохов, и посетителей их выступлений. Что тоже логично, ибо изображаемый скоморохами поп – жирный, жадный и тупой, совсем не положительно влиял на имидж церкви в народных умах, что отрицательно сказывалось на богобизнесе. Однако, князья, бояре и прочие депутаты, не брезговали приглашать шумных артистов на свои пьянки. Изображения пляшущих древнерусский брейк и лобающих на дудках скоморохов были найдены на фресках XI века в храме Святой Софии в Киеве.

Даже некоторые былинные персонажи примеряли на себя амплуа сабжа. Так, например, Садко, прежде чем стать торгашом и нажить капитал, бродил с гуслями по пирам да по балам, и даже умудрился запилить ломовейшее соло для царя морского, который поставил лайк былинному рок-н-рольщику и поспособствовал приобретению богатства. И древнерусский супермен Добрыня Никитич, чтобы попасть на свадьбу своей мамзели, которая не дождалась его из армии, также примерял скоморошьи шмотки.

Патриарх Никон.

Но где-то в начале ХVII века, власть имущие решили таки окончательно умножить на ноль скоморошество. Секретарь посольства Голштинии Адам Олеарий писал, что патриарх, от похабных песнопений, не на шутку бомбанул, и запретил инструментальную музыку в кабаках, а позже призвал чекистов, которые обыскивали дома, изымали всякие свистелки и вывозили их на пативэнах за Москву-реку, где придавали инструменты дьявола очистительному пламени.

Но помимо вызываемого ректального жжения, затролленные князья и попы обеспокоились и тем, что скоморохи объединялись в ватаги и устраивали махновщину, то есть под видом бродячих музыкантов, обносили города и села, промышляли гоп-стопом, а также практиковали диверсионно-разведывательные мероприятия. Сексот, вырядившись в путешествующего артиста, мог спокойно перемещаться по нужным территориям, невозбранно подслушивать всяких высокопоставленных граждан и сообщать куда надо. В середине ХVII века, второй царь из клана Романовых – Алёшка, под давлением архиепископа Никона, таки пускает в ход бескомпромиссный банхаммер. Скоморохи нещадно опиздюливаются, ссылаются в медвежьи углы, на каторги и ощущают все прочие прелести царских репрессий. Однако, народное творчество так просто не победить и эстафета носителей народных традиций переходит балаганам и райкам, которые продолжили веселить толпу и втихаря глумиться над сильными мира сего.

Вышеупомянутый Васнецов. Картина «Скоморохи». 1904 год.

Русское юродство: святость, безумие и социальная оппозиция в истории России

Пять сотен лет назад в любом древнерусском городе нам непременно встретился бы этот персонаж. Голый или в жалком тряпье вне зависимости от погоды, весь покрытый нечистотами или обмотанный цепями, он молча стоял бы посреди дороги, бегал без видимой цели, выкрикивал слабо связанные обрывки фраз или бросался бы в людей тем, что попалось под руку. Знакомьтесь: юродивый - один из самых ярких образов старорусской культуры.

Юродство - это рукотворное безумие. Отчаянная демонстрация неприемлемого в обществе поведения, лишенная границ и внешнего смысла, подчас малоприятная или вовсе опасная для самого́ юродивого и окружающих. И обязательно с ярко выраженным религиозным компонентом, который выступает одновременно причиной и следствием его странных поступков.

Главная цель юродивого - шокировать. Всё, что он делает, - эпатаж за гранью понимания и воображения его современников. Но это не простое фиглярство и гримасничанье - каждый жест по-своему логичен и содержит сразу два пласта смыслов: религиозный и социально-политический, - причем подается всё в крайних, утрированных формах. А сам юродивый видит себя слугой двух господ - общества и высших сил.

Его задача-минимум - продемонстрировать людям бездну мерзости, непотребства и заставить задуматься своих «зрителей», а по совести ли они живут. Задача-максимум - воздействовать на власть.

И иногда юродивым это удавалось. Если верить легендам, даже параноидальный Иван Грозный, никогда не обращавший внимания на чужое мнение, некоторые свои решения принимал под влиянием общения с «божьими людьми». Вне зависимости от внешних условий, места действия, личности правителя - слова и выходки юродивого не только оставались безнаказанными, но и производили на всех грандиозное впечатление: людям казалось, что это Божественное откровение. И несмотря на визуальный код («голый мужик бегает по городу и ругает власть»), причина такого отношения к юродивым, их словам и поступкам лежит на уровне сакрального. Впрочем, то же самое можно сказать и о других сферах древнерусского бытия.

Юродство как традиция

Юродство - детище древнего христианства, которое нашло наиболее благодатную почву в Византии, откуда и перекочевало на Русь. Импозантными поступками шокировали современников уже первые ветхозаветные пророки.

Например, Исаия ходил три года голым, что впоследствии было истолковано как предсказание египетского пленения иудеев. Иезекииль долгое время лежал перед камнем и питался исключительно хлебом, приготовленным из коровьего помета. А Осия женился на блуднице - конечно же, намек на отступление Израиля от Бога.

Пророк Исаия

Уже здесь можно заметить, что трактовка поступков, мягко говоря, чересчур смелая и неочевидная, в большей степени ассоциативная - и именно в этом один из секретов юродивого. Он никогда не объясняет своих выходок и вообще не утруждает себя толкованиями, а порой и вовсе молчит.

Загадочность должна повысить градус сакральности, табуированность действий - сделать высказывание максимально заметным и резонансным. Конечно, со стороны это выглядит как обычное сумасшествие (о чем свидетельствует даже внутренняя форма слова, в которой угадывается фонетический вариант корня «урод-»).

Но самым конкретным идеологическим обоснованием юродства становится одно из посланий апостола Павла: «Никто не обольщай самого себя. Если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь безумным, чтобы быть мудрым». Со всей очевидностью вырисовывается аксиоматичная формула «мудрость = безумие».

Расцвет русского юродства

На Руси юродивые появляются едва ли не с момента Крещения. Однако история сохранила в лучшем случае их имена, а чаще - так и вовсе только обрывочные упоминания в хрониках.

Настоящий расцвет русского юродства пришелся на XIV–XVI века - и на то были причины. Это время самого яркого и аутентичного проявления традиционного религиозного сознания - и вместе с тем период сложных и противоречивых политических процессов.

XIV век - пик борьбы с татаро-монгольским игом и начало объединения русских земель вокруг Москвы. И если последнее еще не породило в народном сознании хоть сколько-нибудь стойкий образ, который можно было бы отыграть через юродство, то противостояние с Ордой требовало идеологической поддержки, в том числе на официальном уровне. Поэтому очень кстати пришлось и перенесение кафедры митрополита в Москву, и деятельность Сергия Радонежского. Но с бытовой религиозностью эти процессы связаны слабо, а потому в юродстве никак не отражаются.

В XV веке фактически появляется новое государство - Московская Русь, которая больше не подчиняется татарским ханам; со сцены уходит целый ряд независимых политических игроков. И народная реакция становится более выраженной.

Если победа над Ордой - изменение однозначно позитивное и как будто не требующее критического осмысления, то централизация вокруг Москвы вызывает серьезные экзистенциальные сомнения и рефлексию.

На роль лидера земель также претендовал Новгород, да и позиции Твери, хоть и пошатнувшиеся за последние сто лет, всё еще оставались достаточно сильны. Рассматривать политический вопрос без последствий можно было только через призму религии и безумия (читай: юродства) - главное, грамотно их сочетать.

Для емкой характеристики XVI века достаточно всего двух слов: Иван Грозный. И не стоит удивляться, что именно на время его правления пришлось наибольшее число юродивых. А некоторым из них даже было суждено вписать свои имена в историю.

Василий Блаженный - суперзвезда!

Как называется одна из главных достопримечательностей Москвы - огромный собор на Красной площади? Тот самый, который Ле Корбюзье обозвал «бредом безумного кондитера»? Храм Василия Блаженного, правда? Вообще-то, по канону он Покровский собор, но народное название фактически вытеснило официальное.

Василий, возможно, самый известный русский юродивый. И история его жизни крайне показательна - не исключено, что многие биографии божьих людей последующих эпох включали в себя заимствования из нее.

Он родился в середине XV века, в самом начале правления Ивана III, умер - спустя 90 лет, уже при Иване IV, то есть застал пик тех событий, о которых говорилось выше. Его родители были благочестивыми христианами из предместий Москвы, да и сам он с детства отличался набожностью, тихим характером и склонностью к уединению. Всё это, конечно, хорошо и похвально, но необходимо было подумать и о хлебе насущном. Потому Василия достаточно рано отдали в ученики к сапожнику - и именно здесь раскрылся его странный талант.

Однажды к ним в мастерскую пришел новый клиент и заказал сразу несколько пар сапог. По одной версии, Василий начал громко смеяться, по другой - не менее громко плакать. Когда его спросили о причинах такой реакции, он ответил, что ему кажется странным этот заказ, ведь человек всё равно не будет носить обновку. Никто ничего не понял, и всё списали на странный характер подмастерья.

На следующий день заказчик умер - связь между этим событием и словами Василия не вызвала ни малейших сомнений. И у самого провидца, судя по всему, тоже, поскольку он не мешкая ушел от работодателя и стал юродствовать.

Василий отказывается от одежды. У него нет постоянного жилья. Он голый скитается по городским улицам. Каждая встреча с ним - огромное потрясение для горожан, испытывающих страх и благоговение одновременно.

Благоговение - потому, что статус «святого подвижника» (неканонический, конечно же) закрепляется за ним незамедлительно. Страх - потому, что действия Василия абсолютно непредсказуемы, а их последствия могут быть крайне неприятными (вспомним начало его биографии).

Иногда он заходит в торговые лавки и подает купцам милостыню. На смех богачей и заявления, что им ни к чему его жалкие монетки, он отвечает: «Пригодится». Человек, получивший такое пожертвование, разоряется.

Связь дорисовывается будто сама собой: пророчество. Впрочем, если бы речь шла не о российской, а о европейской культуре, то там скорее последовало бы обвинение в колдовстве.

Василий заходит в лавку и переворачивает чан со свежеприготовленным квасом или выбрасывает в грязь только что испеченные калачи - купец немедленно признаётся, что обвешивал покупателей или продавал некачественный товар. Простое и оскорбительное действие, уже граничащее с хулиганством, заставляет каяться торговца - с его точки зрения, произошло это именно потому, что юродивый увидел обман и таким образом упрекнул нечестного толстосума. Хотя если развеять визионерско-пророческий флер, которым окутан инцидент, то случившееся следует трактовать как банальный погром.

Юродивый бродит по улицам и бросает камни в некоторые дома. А к другим подходит и начинает целовать их углы и стены. На логичный вопрос о причинах он отвечает: в жилищах праведников нет места бесам, те толпятся у стен, и он прогоняет их камнями. А в дома нечестивых ангелы войти не могут - и Василий приветствует небесных созданий, чтобы они не чувствовали себя покинутыми. Идея самая что ни есть мифологическая - но отношение к жителям отмеченных юродивым домов меняется, иногда радикально.

Настоящая логика этих действий остается за кадром - кому вообще под силу разобраться в поступках человека, надевшего маску рукотворного безумия?

Стихийно начавшееся почитание Василия приобретает официальный характер спустя всего три десятка лет после его смерти. Трудно сказать, что именно стало причиной такой «экспресс-канонизации» - то ли значимый социальный статус, заработанный Василием еще при жизни, то ли попытка церкви прийти таким образом к своеобразному компромиссу с бытовой религиозностью.

Однако этот случай скорее исключение, чем правило: значительная часть русских юродивых так и не была причислена к лику святых, хотя они и почитаются как местные угодники.

Взлеты и падения московского юродства

В эпоху Ивана Грозного кроме Василия юродствовало еще не меньше десятка человек (и это только те, о ком достоверно известно). Об одном из них, Николе Салосе, мы уже упоминали: по легенде, именно он «спас» Псков от царского погрома, приподнеся Грозному кусок сырого мяса. Впрочем, в этом сюжете столько неувязок и противоречий, что лучше оставить его в пространстве мифологического сознания, где он и возник.

Имена многих юродивых история не сохранила - они лишь мельком упоминаются в отчетах иностранных послов, которые с удивлением и возмущением рассуждают о том, что едва ли не каждый русский город кишит почитаемыми в народе голыми сумасшедшими, во весь голос ругающими царя, а сам монарх при этом регулярно прислушивается с ужасом и трепетом к их критике.

Юродивые пророчат государю ливни из лягушек и жаб, горящую землю, дождь из огня и тому подобные хрестоматийные ветхозаветные беды. Все в ужасе.

Атмосфера наэлектризована, ощущение апокалипсиса буквально витает в воздухе.

Впрочем, несмотря на благоговейное отношение, некоторых юродивых всё-таки подвергали арестам и гонениям. Как до Ивана Грозного, так и после.

Видимо, уже тогда существовали общие критерии, позволявшие отличить юродивого от просто крикливого дурака. До нас они не дошли - только обрывочные летописные упоминания, что очередного «симулянта» сослали на покаяние в далекий монастырь. Можно сказать, легко отделался.

Позже, в XVIII веке, когда церковь в ходе петровских реформ фактически превратилась в государственную институцию, лжеюродивых стало больше, и нередко к числу их грехов добавлялось еще и колдовство. Впрочем, критерии чародейства в России были слишком размытыми и абстрактными, поэтому дело обычно ограничивалось публичным покаянием и ссылкой в монастырь.

Юродство в русской провинции

Причины появления юродивых в глубинке, вдали от столиц, а также тематика и контекст их выступлений были несколько иными. Например, Прокопий Вятский начал юродствовать после того, как в него ударила молния: он сбрасывает с себя одежду, падает, бьется в конвульсиях и принимается совершать всевозможные социально осуждаемые действия.

Символизм происходящего очевиден: гроза - знамение свыше, и избранник получает некий дар, сверхспособность. Такой близкий контакт с небом через электротравму делает человека носителем сакральности столь высокого уровня, что понимать его действия уже совершенно незачем: они - из другого мира.

После этого Прокопий, помимо выполнения стандартной программы, вроде приставаний к горожанам и обличения пороков, выбирает для себя экстремальное место обитания - навозную кучу.

При всей своей мерзости и импозантности, символический жест вятского юродивого кажется довольно банальным. Самое грешное и вонючее место в этом грешном и вонючем мире становится пристанищем для человека, который избрал его из соображений аскезы, чтобы подчеркнуть отказ от мирского - и в то же время предельную близость к нему.

Вообще юродивые всячески демонстрируют пренебрежение к телу: отказываются от одежды и обуви, иногда носят тяжеленные вериги из цепей. Практика умерщвления плоти становится не просто экстремальной - она по-настоящему губительна. Реакция окружающих предсказуемо смешанная: сочувствие сменяется пренебрежением.

Так, новгородскому юродивому Арсению в какой-то момент все жители города стали подавать щедрую милостыню. Подобное поведение было вызвано необходимостью выполнить программу перед самим собой или отчитаться перед высшими силами: вот, я же дал ему денег!

Иногда Арсений принимал подаяние и немедленно одарял кого-то еще. Порой сразу выбрасывал. Но чаще всего просто убегал, что-то крича и размахивая руками.

А вот его современник и коллега Николай Кочанов придерживался другой модели поведения: он был многословен, не стесняясь в выражениях ругал горожан (и особенно представителей власти) и враждовал с тем самым Арсением.

Причины взаимной неприязни непонятны. По одной из версий, юродивые поделили город на «зоны влияния», и появление одного из них на чужой территории неминуемо приводило к драке и торжественному изгнанию «оккупанта». То Арсений выпроваживал Николая из своих владений, то наоборот.

При этом нередко подобные столкновения провоцировали сами горожане: заманить одного сумасшедшего на территорию другого, а потом потешаться над их борьбой - что может быть веселее?

Оказывается, далеко не всегда перед юродивыми благоговели. Они регулярно подвергались унижениям, побоям и притеснениям со стороны горожан и власти - благо и поводов для этого давали предостаточно.

Выбор реакции на их чудачества зависел от мировоззрения человека. Агрессия и осуждение - вполне логичный с материалистических позиций ответ, но при этом идущий вразрез с общекультурным трендом. Чтобы не прослыть белой вороной, следовало оставаться толерантным. Но если тот же Иван Грозный обычно проявлял милость к таким своим подданным и терпел их выходки, то представители власти рангом пониже нередко давали волю гневу.

Так, воевода города Юрьевца приказал слугам избить юродивого Симона, когда тот пришел к нему на двор. Если верить свидетельствам, градоначальник был давним объектом нападок Симона, и этот его визит можно воспринимать как откровенную провокацию.

Юродивого избили до полусмерти и выбросили к шалашу на болоте, в котором тот проживал. Здесь он и умер. Это возмутило и всколыхнуло жителей, а воевода был вынужден спасаться бегством.

С одной стороны - иллюстрация довольно последовательной исключительно религиозной реакции жителей. С другой, случившееся можно трактовать как хитрую и сложную многоходовку юродивого, направленную на смену власти.

Расцвет юродства в XIX веке

После XVI века юродственные практики постепенно сходят на нет. Возможно, этому способствовало обострение религиозного вопроса в середине следующего столетия: на фоне начавшейся борьбы со старообрядчеством открыто нестандартное отношение к вере могло привести к абсолютно непредсказуемым последствиям и реакции властей. Затем на престол взошел Петр I, занимавший радикально антиклерикальную позицию, из-за чего и без того незавидное положение юродивых лишь усугубилось. Но сама идея не исчезла - просто проявления стали менее яркими и частыми.

Ренессанс произошел во второй половине XIX века. В это время сразу несколько юродивых занимают видное место в общей картине бытовой религиозности. Возможно, наиболее значимым (и уж точно самым известным) из них стал Иван Яковлевич Корейша. Он начал свою деятельность в Смоленске вскоре после окончания войны 1812 года. Завершил - в Москве, перед этим почти 50 лет пробыв пациентом психиатрической больницы.

Зачин истории вполне себе древнерусский.

Крестьяне находят Корейшу в лесу, ковыряющим землю палкой. По всем признакам они принимают его за благочестивого подвижника и строят Ивану избу.

Постепенно слухи о новом религиозном деятеле (а кем еще может быть человек, совершающий полные глубокого символизма действия - молча ковыряющий палкой землю?) распространяются по всей Смоленской губернии. Скоро Корейша становится виновником драмы - расстраивает чью-то свадьбу, недвусмысленно объявив жениха вором в ответ на просьбу погадать ему. Но тот оказался человеком влиятельным и решил отомстить новоявленному юродивому современными, «цивилизованными» методами - отправил его в дурдом. Где и пришла к Корейше подлинная известность.

Иван Яковлевич раздает советы и пророчествует. Иногда его рекомендации и предсказания оказываются более чем внятными, конкретными и содержательными. Нередко они полны богословских отсылок, что обличает в нем человека образованного. Но порой это плохо понимаемый набор слов.

На вопрос: «Что ожидает рабу Божью А.?» - Корейша отвечает запиской с текстом: «Мир нетления». Трактовать можно как угодно. Его спрашивают о продаже деревни - и слышат в ответ какую-то тарабарщину. Некоторых посетителей Иван Яковлевич выгоняет, оскорбляя и выкрикивая вслед грубые ругательства. На других как будто не обращает внимания. Зато избранных - обычно влиятельных и статусных людей или тех, кто в будущем станет элитой российской культуры, - удостаивает продолжительной аудиенции и обстоятельной беседы за закрытыми дверьми.

Среди самых известных его посетителей называют Достоевского и Толстого. В этом нет ничего удивительного, если вспомнить, насколько религиозны были оба писателя и какое место занимает мотив богоискательства в их творчестве.

А сразу после визита Толстого Иван Яковлевич обливает какую-то купчиху гороховой похлебкой. Та уходит озадаченная.

И она еще легко отделалась - Корейша может и фекалиями метнуть. А главное - ничего не понятно, и возражать, негодовать, что-то доказывать бессмысленно: святой человек ведь.

Конечно же, Иван Яковлевич предсказал свою смерть. Для биографии подвижника это неудивительно. А вот описания его похорон - отдельный эпос. Утверждают, что они сопровождались несколькими десятками драк и массовой истерией купчих, которые на прощание сами устроили перформанс: кидались на гроб и пластались под ним на дорогу на протяжении всего пути траурной процессии. Сообщалось даже о падении одной особо рьяной фанатки юродивого в могилу, но это, скорее всего, вымысел, подчеркивающий абсурдность происходящего.

Отношение официальной церкви к Корейше, в отличие от некоторых других провокаторов, двоякое. Он похоронен на почетном месте на кладбище в московском Черкизове, но все разговоры о причислении его к лику святых достаточно быстро утихли, и больше эта тема не поднималась. Однако Ивана Яковлевича продолжают почитать - типичная реакция церкви, закрывающей глаза на неканоническое поведение, если оно не идет вразрез с ее интересами.

Видя общие черты в посыле и действиях юродивых и современных акционистов, часто пытаются провести параллель между этими явлениями: социальные и политические высказывания не теряют актуальности никогда, а в условиях светского общества и культуры, стремящейся к постмодерну, художественное заявление может вызвать больший резонанс, чем религиозное.

Однако такая логика внутренне противоречива - юродство в принципе невозможно вне веры, в условиях того самого светского общества с его постмодерном. И это лишний раз доказывает, что попытки перенести историю в современность для демонстрации цикличности ее развития представляют собой не более чем метафоры.

Меняется время, меняются условия, меняется культурная парадигма - и исчезают явления, которые когда-то если не составляли ее основу, то как минимум эффектно дополняли общую картину.

Это нормально. Потому что без подобных изменений человечество так и осталось бы в том состоянии, в котором оно пребывало пятьсот лет назад. Что вряд ли кому-то понравилось бы.

Греческая пословица звучит несколько иначе, чем у нас: «Устами младенцев и юродивых глаголет истина». Хотя именно на Руси к словам юродивых Христа ради прислушивались, пожалуй, как нигде. Кем же были эти люди «не от мира сего»? В чем заключался их столь редкий подвиг? Что они пытались нам сказать своими необычными поступками и делами?

Почему нужно притвориться безумцем, чтобы спастись?

На слух слово «юродивый» звучит совершенно непривлекательно. Сразу слышится что-то некрасивое, уродливое, представляются струпья, лохмотья, беззубый рот, образно говоря, нищенское обличие. И действительно, юродство имеет в происхождении своим корнем слово «урод». В Евангелии от Матфея мы встречаем «юродивых дев» (Мф. 25:1), где это слово употребляется в первоначальном, прямом своем значении, то есть «глупые».

В греческом языке для обозначения данного понятия употребляется существительное salos, означающее «качающийся, колеблющийся» или же «человек, неспокойный умом», то есть помешанный. Почему же все эти неприятные эпитеты должны относиться к людям, которых у нас почитают святыми блаженными? Откуда такое несоответствие? Ведь подвиг юродства считается в православии самым сложным. Поэтому даже не пытайтесь повторить его в домашних условиях.

В Новом Завете о специфическом свойстве христианской проповеди мы слышим от апостола Павла:

Ибо слово о кресте для погибающих юродство есть, а для нас, спасаемых, — сила Божия (1 Кор. 1:18), Ибо, когда мир своею мудростью не познал Бога в премудрости Божией, то благоугодно было Богу юродством проповеди спасти верующих (1 Кор. 1:21).

Получается, что сама Истина христианского вероучения в глазах мира кажется безумием. И далее апостол учит:

Если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, то будь безумным, чтобы быть мудрым (1 Кор. 3:18)

Это уже прямой призыв быть юродивыми Христа ради. И к нему, по большому счету, должны быть готовы мы все. Почему же лишь немногие брали на себя такой радикальный и большой подвиг? Потому что если для достижения святости нужна безоговорочная решимость, то для того, чтобы стать на путь юродствования, необходима решимость в кубе. Итак, кто же такие эти «люди Божии» или, как их еще называли, «Божии дураки»?

Ими называют тех, кто, последовав за Христом, отрекся от всего в мире и облекся в личину видимого безумия. Важным моментом является то, что дураками они именно казались для окружающих, причем делали это преднамеренно, но сами сумасшедшими не были. В этом, собственно говоря, и заключается исключительный подвиг юродства, на первый взгляд, совершенно непонятный для обывателей.

В чем же смысл такого видимого дурачества, мнимого безумия? Неужели цель его ― только привлечь к себе внимание, как мы видим это в современном эпатаже? Вовсе нет. И даже правильнее будет сказать, что главный смысл его заключается как раз в противоположном.

Можно выделить три главные причины или задачи такого «неадекватного» поведения юродствующих, хотя на самом деле их, конечно, больше:

стяжать наибольшее смирение через добровольное привлечение к себе насмешек и поруганий от окружающих;
обличить мирскую неправду, внешнее благочестие;
скрыть свои истинные добродетели.

Говорящие на непонятном языке

В чем же конкретнее заключается данный специфический вид святости? Как непредсказуемо ведут себя юродивые Христа ради? Кроме того, что они, как правило, не имеют определенного места жительства, отличаются крайне аскетическим образом жизни, они часто ходят нагими, указывая на близость к состоянию первозданной непорочности Адама.

Отдельное внимание привлекает способ передачи информации юродивыми. Это их особенная манера «говорить» странными поступками, делами, часто непонятными для окружающих. Следует отметить, что все эти святые были наделены даром прозорливости. Но свои пророчества они зачастую облекали не в прямую, а в иносказательную форму при помощи разных знаков, символов, необычного поведения.

Так, например, известная подвижница Паша Саровская любила насыпать в чай много сахара тем, кого ожидали впереди большие несчастья. Царю Николаю II она даже насыпала его столько, что чай вылился через край, предсказав тем самым его горькую судьбу. Она же любила передавать свои предсказания с помощью любимых кукол, которыми была уставлена вся ее кровать.

Также юродивые Христа ради могут часто вести себя внешне аморально, попрекая общепринятые христианские нормы. К примеру, Симеон Эмесский демонстративно ел мясо на Страстной Седмице, Феофил Киевский приносил в церковь охапками жуков и пауков и выпускал их там. Смысл такого поведения, так называемого «перевернутого благочестия», заключался в обличении внешнего, законнического поведения христиан, стремлении указать на глубинную суть веры.

Зачастую за таким поведением скрывалось то, чего не видел внешний взгляд, но что было открыто святым. Так, например, однажды Василий Блаженный бросил камень в икону, которая почиталась за чудотворную. Позже оказалось, что под верхним слоем краски на ней был изображен бес ― икона была адописной. Этот юродивый Христа ради, кроме того, любил закидывать камнями дома благочестивых людей, а на домах неблагополучных семей он целовал стены. Люди недоумевали. А потом выяснилось, почему он так делал. На стенах первых висели бесы, которых не пускали к себе, а на стенах вторых плакали ангелы.

Чем юродствующие отличаются от блаженных?

Очень часто прославленных юродивых называют еще святыми блаженными. Такое наименование является общепринятым, хотя существуют и различия между двумя этими формами святости. Блаженные ― это люди, которым свойственна детская незлобивость, кротость в полнейшем своем проявлении. Они никогда не ответят на обиду или оскорбление, всегда отступят и скроются в тени. Понесшие же подвиг юродства отличаются от них своей активной позицией в социуме, они стараются своим поведением растормошить и обличить общество.

Их называют еще людьми Божиими, но не всегда для таких подвижников было характерно юродство. Взять, например, Алексия, человека Божия, который не делал ничего вызывающего для окружающих. А именно такая социальная направленность — внешне демонстративное поведение — и отличает юродствующих от блаженных и Божиих людей. Причем находившиеся сами на периферии общества, юродивые Христа ради не боялись выступать с обличением даже против верхушки власти, даже против царей.

Феномен юродства в истории

Интересно, что некоторые черты юродствования святых встречаются еще в Ветхом Завете. Ими были отмечены некоторые необычные поступки пророков Исаии, Иезекииля, Осии. В новозаветные времена подвиг юродства впервые упоминается в V веке. В «Лавсаике» Палладия (рассказы о жизни святых отцов) присутствует некая монахиня, жившая в одном из восточных монастырей, которая притворялась бесноватой, одевала тряпье на голову вместо монашеского куколя, делала самую грязную работу и терпела постоянное поругание от сестер. Соответственно ее почитали за сумасшедшую, но позже она оказалась святой блаженной.

В истории Евагрия уже в VI веке упоминаются некие аскеты-травоядцы, boskoi, которые жили в пустынях среди диких зверей. Возвращаясь в город, они вели себя так же, как и в пустыне, ходили в одних набедренных повязках и притворялись сумасшедшими. Но самый первый собственно юродивый Христа ради, имя которого нам известно, жил в VII веке в Сирии. И звали его Симеон Эмесский .

Характерно, что в западных странах юродство не «прижилось». Иногда оно встречается только в качестве какого-то определенного периода в житии некоторых святых. А вот наибольшую известность оно получило на Руси. Русской Церкви известно более тридцати людей Божиих, прославленных в этом редком подвиге.

Первым юродивым на Руси традиционно принято считать Исаакия Печерского , того самого, которого вначале прельстили бесы и заставили его плясать. После исцеления он усугубил свой подвиг. Однако юродство в его жизни тоже было только определенным этапом. Первым же в подлинном смысле юродивым Христа ради на Руси можно считать Прокопия Устюжского , жившего в Новгороде в XIII веке и имевшего иностранное происхождение.

На XVI столетие приходится расцвет юродства на русских землях. Причем оно настолько здесь прижилось и получило большую популярность, что во времена Петра I Церковь даже вынуждена была издать запрет на него. Кроме того, появилось много лжеюродивых, так называемых «кликуш» и просто сумасшедших, которых можно было принять за святых блаженных. Последней по времени и наиболее известной настоящей русской подвижницей на этом пути можно считать Ксению Петербургскую .

Почему больше всего юродивых было на Руси?

Почему же подвиг юродства так обильно проявился именно на Руси, что его можно назвать едва ли не специфической формой русской святости? Причем характерно, что часть просиявших в этом подвиге святых были выходцами из западных стран. Среди них: Прокопий Устюжский, Исидор и Иоанн Ростовские. Неужели для того, чтобы юродствовать, обязательно необходимо было оказаться на Руси? Возможно, что и так. В чем же здесь секрет?

Вполне вероятно, что данный вид святости очень хорошо пришелся под традиции народной смеховой культуры. Стоит вспомнить, какой популярностью здесь пользовалось всякого рода скоморошество и шутовство. Однако ведь не смеха одного ради существует это подвижничество. Смех в юродстве даже не очистительный, а обличительный. Он призван возвестить Истину Божию, поправ правду человеческую.

Русский народ издревле считается правдолюбцем и правдоискателем. И именно за это, надо полагать, так полюбились жителям Руси юродивые Христа ради. Большой честью считалось пожалеть и облагодетельствовать такого святого, и большим грехом — обидеть человека Божия. К юродствующим прислушивались как к пророкам или к голосу совести. Только они могли сказать правду Божию в глаза, невзирая на лица и социальные отличия.

К тому же для русских людей характерны определенные максимализм и крайности. Юродство ― это как раз такой подвиг, который довел подвижничество и аскетизм до предела. Вот почему большая часть святых, просиявших в этом подвиге, подвизалась именно на русских землях.

Наиболее известные примеры подвижников

Из византийских святых юродивых Христа ради у нас более всего известен Андрей Константинопольский, в основном, в связи с историей праздника Покрова. Среди своих святых в народе наиболее прославились: Прокопий Устюжский, Авраамий Смоленский, Никола Псковский, Иоанн Ростовский, Максим Московский, Исидор Ростовский, ну и конечно же, Василий Блаженный и святая блаженная Ксения Петербургская.

«Цепочка» юродствующих святых стариц поддерживала духовную чистоту в Дивеевской обители в XIX ― начале XX века, по очереди сменив друг друга на «посту»: Пелагея, Параскева и Мария Саровские. Некоторые юродивые Христа ради жили почти в наше время. На территории Украины подвизались Феофил Киевский , прославленный в 2014 году Варфоломей Чигиринский и еще не канонизированная, но широко почитаемая в народе старица Алипия Киевская .

Смотрите также документальный фильм об этих необычных людях: