Поэма написана в 1913 году, сразу после революционных событий. В поэме отразились как реальные события, которым Блок был свидетель (суровая зима 1918 года, костры на улицах, красноармейцы, патрулировавшие улицы, разговорная речь тех времен), так и взгляды самого поэта на историю, сущность цивилизации и культуры. Восприятие Блоком революции весьма своеобразно, и это восприятие в первую очередь связано с философскими и эстетическими взглядами самого Блока, которые формировались в 10-е гг. XX века.
Поэту ненавистна пошлая, бессмысленная, бездуховная жизнь подавляющего большинства людей, «обывателя», постепенно катастрофичность мировоззрения складывается в определенную теорию, которая трактует цивилизацию и историю в духе ницшеанства. Подобный взгляд на историю и цивилизацию разделял Блок, о чем писал в своих статьях: «Интеллигенция и революция», «Искусство и революция», «Крушение гуманизма». Именно как разрушительную стихию, «дионисиевское» начало, пришедшее на смену обветшалой культуре, Блок и воспринял революцию. Именно эту тему развивают две последние поэмы Блока - «Двенадцать», и «Скифы». Отсюда характернейшие черты, которые сознательно подчеркиваются Блоком в сущности революции:
а) разрушительная стихия (образ ветра, мятущиеся представители «старого мира», анархический характер поступков и идеологий «двенадцати»);
б) антихристианская направленность (рефрен «Эх, эх, без креста!», ортодоксальное христианство воспринимаются Блоком так же как часть цивилизации, то есть выродившееся «аполлоническое начало», перекличка с ницшеанской идеей «смерти старых богов») У Блока была своя логика. Для него разрушение выродившейся цивилизации - благословенное действо, ключом к пониманию образа Христа может служить фраза «Мировой пожар в крови; Господи, благослови!»;
в) аморализм (убийство Катьки, враждебность героев ортодоксальной морали: отрывок «Уж я темячко почешу, почешу…», мотив оружия: «винтовок черные ремни», стрельба и т. д.);
г) гибель старой культуры, цивилизации, всего «старого мира» .
Имея в виду свою поэму «Двенадцать», Блок в революционную и последовавшую за ней эпоху (17 - 18 гг.) призывал «слушать музыку революции», подразумевая под «музыкой» ницшеанскую идею «музыкальной дионисиевской стихии». Блок воспринял революцию как вселенский разрушительный пожар, который должен был принести за собой желанное обновление. Не случайно, что Блок после 18 года не написал ничего существенного до самой своей смерти в 1921 г. Разочарование, последовавшее от того, что революция не явилась тем, что в ней увидел Блок, и, по выражению самого Блока, от «социалистического строительства» (об этом он пишет в своих дневниках) было этому причиной.
Первоначальное название поэмы – «Тринадцатый апостол» – было заменено цензурой. Маяковский рассказывал: «Когда я пришел с этим произведением в цензуру, то меня спросили: “Что вы, на каторгу захотели?” Меня спросили – как я могу соединить лирику и большую грубость. Тогда я сказал: «Хорошо, я буду, если хотите, как бешеный, если хотите, буду самым нежным, не мужчина, а облако в штанах»». Первое издание поэмы (1915) содержало большое количество цензурных купюр. Полностью, без купюр поэма вышла в начале 1918 года в Москве с предисловием В. Маяковского: «»Облако в штанах»… считаю катехизисом сегодняшнего искусства: “Долой вашу любовь!”, “Долой ваше искусство!”, “Долой ваш строй!”, “Долой вашу религию” – четыре крика четырех частей». Каждая часть поэмы выражает определенную идею. Поэма вовсе не разграфлена на отсеки со своим «Долой!», а представляет собой целостный, страстный лирический монолог, вызванный трагедией неразделенной любви.
Сегодня я – гений!
Александр Блок
Поэма «Двенадцать» явилась откликом на события 1917 года. Отношение к революции определилось через ожидание очистительной бури, сметающей старый, ненавистный поэту мир. Сохранилась «Записка» Блока о поэме: «В январе 1918 года я в последний раз отдался стихии не менее слепо, чем в январе 1907 и в марте 1914. Оттого я и не отрекаюсь от написанного тогда, что оно было написано в согласии со стихией. Поэтому те, кто видит в “Двенадцати” политические стихи, или очень слепы к искусству, или сидят по уши в политической грязи, или одержимы большой злобой – будь они враги или друзья моей поэмы» .
«“Двенадцать” – какие бы они ни были – это лучшее, что я написал. Потому что тогда я жил современностью» , – утверждал поэт. Однако первое прочтение поэмы обычно вызывает недоумение и много вопросов.
Вопрос
Почему поэма названа «Двенадцать»? Каков смысл названия?
Ответ
Во-первых, поэма содержит двенадцать глав. Во-вторых, герои поэмы – двенадцать красноармейцев. В-третьих, образ Христа, идущего впереди этих красноармейцев (в конце поэмы), вызывает ассоциации с двенадцатью апостолами. Возникает следующий вопрос. Почему Христос? Что значит этот образ в поэме? На этот вопрос попытаемся ответить в конце урока.
Поэма удивляла еще современников Блока. По утверждению Маяковского, «одни прочли в этой поэме сатиру на революцию, другие – славу ей» .
«Двенадцать» – эпическая поэма, как будто составленная из отдельных зарисовок, картинок с натуры, быстро сменяющихся одна другую. Динамичность и хаотичность сюжета, выразительность эпизодов, из которых складывается поэма, передает неразбериху, которая царила и на улицах, и в умах.
Поэма построена как ряд сменяющих друг друга сцен из жизни ночного Петрограда начала 1918 года. Здесь нет ничего похожего на прославление революции, напротив, – «злоба, грустная злоба» , стрельба, грабежи, вымерший черный город. «Безродный пес» – образ, который точнее всего передает состояние обитателей Петрограда, связанных со «старым миром» и вчера еще чувствовавших себя хозяевами жизни. «Барыня в каракуле» , «товарищ поп» и «буржуй на перекрестке» робко прячутся от непонятных для них событий и изображены Блоком с нескрываемой иронией.
На фоне разоренного города совершают свое победное шествие двенадцать красногвардейцев «без креста»: «В зубах – цыгарка, примят картуз, / На спину б надо бубновый туз!» . Бубновый туз – лоскут с ромбом – прикрепляли к спине каторжников и бандитов. С появлением отряда в поэме возникает тема революции:
Революционный держите шаг!»
Вопрос
Двенадцать бойцов «вдаль идут державным шагом» под развевающимся «кровавым флагом» . В их хозяйской поступи Блоку слышится музыка рождающегося нового мира.
Композиция отражает стихию революции, определяет стилевое разнообразие поэмы. «Слушайте музыку революции» , – призывает Блок.
Вопрос
Как передает Блок «музыку революции» ?
Ответ
Прежде всего, «музыка» у Блока – метафора, выражение «духа», звучание стихии жизни. Музыка эта отражена в ритмическом, лексическом, жанровом разнообразии поэмы. Традиционные ямб и хорей сочетаются с разностопными размерам, иногда с нерифмованным стихом.
Вопрос
Какие ритмы вы услышали?
Ответ
В поэме звучат интонации марша :
В очи бьется
Красный флаг.
Раздается
Мерный шаг.
Вот – проснется
Лютый враг.
Слышен городской романс . Он интересно обыгрывается: начало знакомое, а дальше – пошел разгул:
Не слышно шуму городского,
Над невской башней тишина,
И больше нет городового –
Гуляй, ребята, без вина!
Часто встречается частушечный мотив :
Запирайте етажи,
Нынче будут грабежи!
Отмыкайте погреба –
Гуляет нынче голытьба!
Прямо процитирована революционная песня :
Вперед, вперед,
Рабочий народ!
Кроме музыки в поэме заметно выделяются лозунги: «Вся власть Учредительному Собранию!» , доносятся обрывки разговоров:
…И у нас было собрание…
…Вот в этом здании…
Язык поэмы был непривычен для читателей. «В согласии со стихией» – звучали совершенно новые ритмы: частушка («Эх, эх, попляши!/ Больно ножки хороши!» ), городской романс («Не слышно шуму городского…» ), солдатская песня («Как пошли наши ребята…» ), озорная речь улицы («Запирайте етажи, / Нынче будут грабежи!» ).
Вопрос
Какая лексика встречается в поэме?
Ответ
Строй лексики разнообразен. Это и язык лозунгов и прокламаций, и разговорный язык с просторечиями: «Что, дружок, оторопел?» ; и искажения слов: «етажи», «елекстрический» ; и сниженная, «ругательная» лексика: «холера», «жрала», «подлец» ; и высокий слог:
Нежной поступью надвьюжной,
Снежной россыпью жемчужной,
В белом венчике из роз –
Впереди – Иисус Христос.
Вопрос
Как изображает Блок образы героев поэмы?
Ответ
Герои обрисованы лаконично и выразительно. Это образное сравнение: «старушка, как курица, / кой-как перемотнулась через сугроб» ; речевая характеристика: «Предатели! Погибла Россия! / Должно быть, писатель – / Вития…» ; хлесткий эпитет и оксюморон: «А вон и долгополый – / Сторонкой за сугроб… / Что нынче невеселый, / Товарищ поп?» .
Двенадцать героев составляют один отряд: «В зубах – цигарка, примят картуз, / На спину б надо бубновый туз!» – коротко и ясно – «тюрьма по ним плачет» . Среди них Петька, «бедный убийца» , повеселевший при напоминании товарищей: «Над собой держи контроль!» .
Подробнее показана Катька. Здесь и внешность: «зубки блещут жемчугом», «больно ножки хороши», «толстоморденькая» , и образ жизни: «у ей керенки есть в чулке», «с офицерами блудила» , и притягательное обаяние: «из-за удали бедовой / В огневых ее очах, / Из-за родинки пунцовой / Возле правого плеча…» .
Вопрос
В чем особенность сюжета поэмы?
Ответ
Сюжет можно определить как двухслойный – внешний, житейский: зарисовки с петроградских улиц, и внутренний: побуждения, обоснование поступков «двенадцати», Один из центров поэмы – конец 6-й главы: мотив мести, убийства сливается с мотивом лозунгов революции:
Что, Катька, рада? – Ни гу-гу…
Лежи ты, падаль, на снегу!
Революционный держите шаг!
Неугомонный не дремлет враг!
Вопрос
Проследите, где и как меняется мотив ненависти?
Ответ
Мотив ненависти наблюдается в семи главах поэмы. Ненависть проявляется и как святое чувство:
Злоба, грустная злоба
Кипит в груди…
Черная злоба, святая злоба…
И как святотатство:
Товарищ, винтовку держи, не трусь!
Пальнем-ка пулей в Святую Русь –
В кондовую,
В избяную,
В толстозадую!
Эх, эх, без креста!
Вопрос
Какие мотивы еще увидели в поэме?
Ответ
Несколько раз встречается мотив бдительности: «Неугомонный не дремлет враг!» . Всеобщая ненависть, готовность биться с врагом, подстегивание бдительности, недоверчивости составляют революционное сознание отряда. В центре поэмы – вседозволенность кровавой расправы, обесценивание жизни, свобода «без креста». Второй центр поэмы – в 11 главе:
… Идут без имени святого
Все двенадцать – вдаль.
Ко всему готовы,
Ничего не жаль…
Вопрос
Какие образы-символы заметили в поэме?
Ответ
Ветер, вьюга, снег – постоянные блоковские мотивы; символика цвета: «Черный вечер. / Белый снег» , кровавый флаг; число двенадцать, «пес безродный» , Христос.
Вопрос
Каково же значение образа Христа в поэме?
Ответ
Одни воспринимают образ Христа как попытку освятить дело революции, другие – как кощунство. Появление Христа, может быть, залог будущего света, символ лучшего, справедливости, любви, знак веры. Он «и от пули невредим» , и он мертвый – «в белом венчике из роз» . «Двенадцать» стреляют в него, пусть «невидимого». Возможно, появление Христа означало возможность будущего преображения, а, следовательно, и одобрение революции.
«Христос» в поэме – антитеза «псу» как воплощению зла, центральному «знаку» старого мира, – самая светлая нота поэмы, традиционный образ добра и справедливости» (Л.Долгополов).
«Когда я кончил, я сам удивился: почему Христос? Но чем больше я вглядывался, тем яснее видел Христа. И тогда же я записал у себя: “К сожалению, Христос”. Что Христос идет перед ними – несомненно. Дело не в том, достойны ли они его, а страшно то, что опять он с ними и другого пока нет, а надо другого?» – писал сам Блок.
Литература
Д.Н. Мурин, Е.Д. Кононова, Е.В. Миненко. Русская литература ХХ века. Программа 11 класса. Тематическое поурочное планирование. Санкт-Петербург: СМИО Пресс, 2001
Е.С. Роговер. Русская литература XX века / Санкт-Петербург: Паритет, 2002
Н.В. Егорова. Поурочные разработки по русской литературе ХХ век. 11 класс. I полугодие. М.: ВАКО, 2005
Евгения Иванова. Александр Александрович Блок. // Энциклопедии для детей «Аванта+». Том 9. Русская литература. Часть вторая. XX век. М., 1999
ПЕНЗЕНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ
им. В. Г. Белинского
Факультет русского языка и литературы
Контрольная
работа
по
истории русской
литературы
на
тему:
Идейно-художественное
своеобразие
поэмы
А. Блока «Двенадцать»
Выполнил: студентка
факультета русского языка и литературы
6 курса (заочное отделение)
Гордеева Ксения
Проверил: Горланов Г.Е.
Пенза 2011
Содержание
:
Введение
Символические
образы и их смысл
в поэме «Двенадцать»
Заключение
Список
литературы
Введение
Поэма
Александра Александровича Блока «Двенадцать»
- одно из самых ярких произведений
русской литературы XX века. Произведение
было создано в январе 1918 года. Автор создает
поэму за несколько дней, в едином вдохновенном
порыве. Обычно требовательный к себе,
он, оценивая свое творение, пишет: “Сегодня
я гений”.
Поэма
интересна для исследователей как своеобразной
формой, так и глубиной идейного содержания.
О чем же эта поэма? О ветре, ночной темноте,
снежной метели, человеческих страстях,
народном подвиге, России, революции. Точнее
- о революционном Петрограде на рубеже
1917 и 1918 годов. Еще точнее - о том, что происходило
в Петрограде накануне 5 января 1918 года,
дня созыва и разгона Учредительного собрания.
Советской власти было уже два месяца.
Тема
революции вылилась в творчестве
поэта в самую значительную и
вдохновенную его поэму – «Двенадцать».
Произведение Блока - это непредвзятый,
объективный дневник революционных событий.
Александр Блок говорил, что «Двенадцать»
- это лучшее, что он когда-либо написал.
Содержанием знаменитой поэмы, где во
весь голос зазвучала музыка революции,
где взметнувшаяся народная стихия устремилась
в будущее, стал величайший взлет народного
духа и народного гнева. А поэт освятил
и благословил ее образом, олицетворявшим
для него высшие начала человеческой жизни
- начала равенства и братства. Для автора
революция – это вырвавшаяся на волю народная
стихия. В статье «Интеллигенция и революция»
он писал: «Она сродни природе. Горе тем,
кто думает найти в революции исполнение
только своих мечтаний, как бы высоки и
благородны они ни были. Революция, как
грозовой вихрь, как снежный буран, всегда
несет новое и неожиданное; она жестоко
обманывает многих; она легко калечит
в своем водовороте достойного; она часто
выносит на сушу невредимыми недостойных;
но - это ее частности, это не меняет ни
общего направления потока, ни того грозного
и оглушительного гула, который издает
поток. Гул этот, все равно, всегда -
о великом».
Напечатанная
в феврале поэма вызвала бурные
и противоречивые отклики. О ней
говорили везде. Многое в ней казалось
неприемлемым собратьям по литературе.
Взрывом негодования была она
встречена со стороны российской
интеллигенции. Бунин обрушился
на автора с гневной критикой, некоторые
из друзей отвернулись от него. Но, несмотря
на это, поэма Александра Блока по праву
заняла свое место в истории русской литературы.
Особенности
сюжета поэмы «Двенадцать»
Для
понимания идейно - художественного
смысла поэмы Александра Блока многое
значит ее уникальная жанровая структура
и особенности сюжета.
Как
произведение истинно новаторское,
«Двенадцать» не поддается строгому
жанровому определению. Не случайно
жанровая природа этого произведения
оставалась не вполне ясной самому
Блоку: он называл его то поэмой,
то стихотворным циклом, а то и просто
- «ряд стихотворений под общим
заглавием «Двенадцать».
Композиция
ее построена на чередовании, на перебоях
драматических ситуаций и лирических
мотивов. Оказывается, что главы, написанные
на белой бумаге, т.е. те, с которых началась
работа над поэмой, заключают в себе как
раз все главнейшие моменты драматического
сюжета этого произведения. Тут и появление,
«первый выход», двенадцати красногвардейцев,
и экспозиция драматического действия
- разговор о Ваньке и Катьке (гл. XI), и убийство
Катьки - кульминационный пункт драмы
(гл. VI), и страдания Петрухи (гл. VII), и разрешение
его мучений - своеобразный социальный
катарсис: «Мы на горе всем буржуям // Мировой
пожар раздуем» (гл. VIII и XII до строки 327-й).
Очень показательно, что вся XII глава до
лирической концовки с Христом дана в
поэме как продолжение
монолога Петрухи, начатого
в VIII главе и прерванного лирическими
отступлениями глав промежуточных.
Поэма
«Двенадцать» разделена не только на
главы, но и - внутренне, скрыто - на сцены
с монологами и диалогами. Собственно
повествовательная часть представлена
в ней весьма скромно, а если говорить
точнее, повествование здесь постоянно
перерастает в драматургическую
структуру, и сам автор из лирического
повествователя то и дело превращается
в действующее лицо. Первая глава
«Двенадцати» - это своеобразный пролог,
в котором значительную роль играет
сам автор. С авансцены звучит
его голос:
Черный вечер.
Белый снег.
Ветер, ветер!
Вначале
эти слова можно воспринять как
ремарку драматурга, дающую представление
о той обстановке, в которой
предстоит развернуться сценическому
действию. Такие «ремарки» Блок использует
и в других местах, например: «Гуляет
ветер, порхает снег. Идут двенадцать
человек» ,- но это ремарки особого рода,
которые наполняются глубоким смыслом
и постепенно переходят в монолог или
сцену общего разговора. Контрастность
ремарки, открывающей сцену пролога, с
самого начала делает ее экспрессивной,
а после того, как слово "ветер "оказывается
несколько раз повторенным, эмоциональное
напряжение возрастает, одновременно
наполняясь смысловой многозначностью,
тревогой, раздумьем о человеке, оказавшемся
на вселенском ветру:
Черный
вечер.
Белый
снег.
Ветер,
ветер!
На
ногах не стоит человек.
Ветер,
ветер -
На всем божьем свете!
Первая
глава поэмы - общая экспозиция. Здесь,
как на кинематографической ленте,
запечатлена панорама вечернего
Петрограда. Дует резкий ветер, играет
поземка, «под снежком - ледок» . На
улицах - люди, пестрое население
большого города: растерявшаяся от
всего происходящего старушка; озлобленный
буржуй, спрятавший лицо в воротник;
интеллигент - «вития», что-то вполголоса
бормочущий о «гибели России», толстобрюхий
и напуганный поп, плаксивые и жеманные
барышни; просто прохожие; уличные проститутки;
бездомный бродяга...
На
этом фоне развертывается некий сюжет.
Поздним вечером, под черным небом,
в разыгравшейся метели, по пустующему
городу идет сторожевой патруль красногвардейцев
из двенадцати человек. Они приговаривают:
«Свобода, свобода, эх, эх, без креста!»
, жалуются на холод («Холодно товарищи,
холодно!» , насторожены («Революционный
держите шаг! Неугомонный не дремлет
враг!» , вспоминают Ваньку и Катьку,
которые слюбились, сидят себе в
теплом кабаке и заняты веселыми делами.
Ванька,
как выясняется, еще недавно также
был с ними. Он мог бы быть в
патруле тринадцатым, но изменил
общему делу и долгу: «Был Ванька наш,
а стал солдат!» . То есть, по точному смыслу
слов, пошел (тоже добровольно) в солдаты
Керенского, - может быть, записался в ударные
батальоны, которые формировал Керенский
в качестве главной своей опоры, - а потом,
как видно, дезертировал и теперь сыт и
пьян, «богат» (вероятно, спекулирует),
таскается по кабакам, гоняет на лихачах,
стал «сукиным сыном» и «буржуем». Катя
тоже девица с прошлым: уличная проститутка
не из самых затрапезных. Она и в «кружевном
белье ходила» , и гуляла
даже с
офицерами,
но превратности времени коснулись и ее:
«С юнкерьем гулять
ходила - с солдатьем
теперь пошла» . В недалеком прошлом она
была любовницей одного из двенадцати
- Петрухи (это было в обычае у девиц ее
профессии: любовник для души, «гости»
для дела), но изменила ему ради разбогатевшего,
преуспевающего Ваньки. Жизнь с ревнивым
и буйным Петрухой была полна превратностей:
он, как выясняется, прирезал какого-то
офицера, с которым «блудила» Катя; да
и самой ей тоже досталось:
У
тебя на шее, Катя,
Шрам
не зажил от ножа
У
тебя под грудью Катя,
Та царапина свежа!
Тут
приоткрывается драматическая картина
борения страстей и характеров, жаркой
любви и слепой ревности.
Петруха
тяжело переживает измену Кати и полон
ненависти к Ваньке, который нарушил
неписанный закон улицы - стал с «девочкой
чужой гулять» . И вот - в эту метельную,
тревожную ночь навстречу красногвардейскому
патрулю попадается вопящий, орущий лихач,
а в санках - изменник Ванька обнимает
изменницу Катю. Во второй раз замученный
ревностью Петруха с помощью товарищей
творит отмщение: они стреляют из винтовок,
- стреляют, конечно, в Ваньку, но шальная
пуля ненароком попадает в его спутницу.
Лихач с уцелевшим Ванькой исчезают в
метели, а на снегу остается случайная
жертва с простреленной навылет головой.
Петруха грозит унесшему ноги Ваньке:
Утек,
подлец! Ужо, постой,
Расправлюсь завтра я с тобой!
И,
ослепленный злобой, ненавистью, жаждой
мести, он с холодным презрением обращается
к мертвой Кате:
Что,
Катька, рада? - Ни гу-гу...
Лежи ты, падаль на снегу!
Но
Петруха крепко любил Катю. И, когда
марево злобы и мести сошло
с его глаз, «бедный убийца»
совсем пал духом, «оторопел». Он с
искренней душевной болью вспоминает
свою Катю, хмельные ночи, проведенные
с нею, бедовую удаль ее огневых
ночей, заветную «родинку пунцовую»:
Загубил
я, бестолковый,
Загубил
я, сгоряча... ах!
Товарищи стыдят и подбадривают
Петруху, сурово напоминают ему
о том большом общем деле, ради
которого они объединились. Им - не
до его беды. У них свои
заботы: «Вперед, вперед, рабочий
народ!» . И опять идет мерным,
железным, державным шагом - сквозь
тьму и вьюгу, оберегая революцию
от козней притаившихся, но неугомонных
врагов...
В.
Орлов в своей монографии отметил
так: «Но вся эта драматическая
история любовных столкновений и
измен - только каркас поэмы, а
не ее плоть. В «Двенадцати» запечатлена
грандиозная историческая картина
решающего революционного перелома.
Она не вмещается в изложенный
только что сюжет. Как всякое великое
произведение искусства, «Двенадцать»
ведет мысль и воображение
читателя вширь и вглубь. За сюжетом
вырастает дерево всеобщего «мирового
пожара», за сценами петроградской
улицы - вся Россия, сорвавшаяся
с якорей, за двенадцатью красногвардейцами
- весь народ, двинувшийся к новой
жизни. Главное, что можно и должно
сказать о поэме, это то, что
она гениально передает грозовую
атмосферу Октября» .
Вопрос
об особенностях сюжета поэмы остается
спорным и в настоящее время.
Прежде всего, это связано с изменением
идеологии, понимания общественных
событий. Современные исследователи
отмечают, что Блок запечатлел грандиозную
историческую картину борьбы добра
и зла, происходившей в России
после революции 1917 года. За любовным
сюжетом встает зарево «мирового
пожара», за петроградской улицей -
не только Россия, но и «весь Божий
свет», за двенадцатью красногвардейцами
не только русский народ, но и все
человечество.
Между
началом и финалом в поэме
происходит важное событие: Петруха
убивает Катю. И хотя «бедного убийцу»
неправомерно отделять от остальных, награждая
только его одного «бубновым тузом»,
роль ему в поэме действительно
уделена особая. В чем же смысл
этого драматического эпизода, занимающего
в поэме такое большое место?
Рассмотрим построение поэмы.
Напомним ход событий. Первая
глава поэмы носит характер
экспозиционный. Главные герои появляются
во второй главе. В разговоре
о Ваньке и Кате принимают
участие несколько человек. Петрухе
принадлежит последняя реплика:
Ну,
Ванька, сукин сын, буржуй
Мою, попробуй, поцелуй!
Это
- личная тема Петрухи, голос его ревности
и злобы на изменщицу и разлучника. Здесь
он еще звучит как случайный выкрик и сразу
же заглушается голосом общего долга.
Третья
глава развивает эту тему: «
Как пошли наши ребята в красной
гвардии служить...» . Зато в четвертой,
пятой, шестой и седьмой песнях мы оказываемся
в кругу совершенно иных мотивов: Ванька
с Катей раскатывают на лихаче, Петруха
любовно и грубо вспоминает Катю и ее неверности,
всячески показывает свою забубённую
удаль («Эх, эх, согреши! Будет легче для
души!» , красногвардейцы охотятся
за Ванькой, и шальная петрухина пуля настигает
Катю. В сцене погони и убийства участвуют
все двенадцать
(«Стой, стой! Андрюха,
помогай! Петруха, сзаду забегай!..»
, но здесь и дальше, в песнях седьмой и
восьмой, Петруха - главный герой. По словам
критика, начинается, развертывается и
завершается его драма, до которой остальным
особого дела нет. Сцена убийства знаменательно
в этом смысле заканчивается уже знакомым
призывом не забывать об общем долге: «Революционный
держите шаг! Неугомонный не дремлет враг!»
. Петруха остается один на один со своей
малой человеческой трагедией. Сейчас
он человек глубоко несчастный, тяжко
нагрешивший и впавший в горькое, надрывное
раскаяние:
И
опять идут двенадцать,
За
плечами ружьеца.
Лишь
у бедного убийцы
Не
видать совсем лица...
Все
быстрее и быстрее
Уторапливает
шаг.
Замотал
платок на шее –
Не
оправится никак...
Он
настолько пал духом, что товарищи,
которым вовсе не до его маленькой
трагедии, стараются его подбодрить.
Сперва - по-дружески, ласково:
Что,
товарищ, ты не весел?
Что
дружок, оторопел?
Что,
Петруха, нос повесил,
Или Катьку пожалел?
Потом
(поскольку Петруха надрывается
все пуще) - гораздо более сурово,
требовательно и непримиримо:
Ишь, стервец, завел шарманку,
Что
ты, Петька, баба что ль?
-
Верно, душу наизнанку
Вздумал
вывернуть? Изволь!
-
Поддержи свою осанку!
-
Над собой держи контроль!
-
Не такое нынче время,
Чтобы
нянчиться с тобой!
Потяжеле
будет бремя,
Нам, товарищ дорогой!
Последний
аргумент - решающий: Петруха замедляет
торопливые шаги, вскидывает голову. Опять,
как видим, торжествует тема общего
долга. Последний куплет - по своей
идейной нагрузке - один из самых
важных в поэме. Здесь вполне проясняется
природа ее коллективного героя:
красногвардейцы сознают величие
времени и знают, что впереди
их ждут еще более суровые испытания.
Пристыженный
Петруха перестает выворачивать
душу, пробует взять себя в руки,
«он опять повеселел». Но веселье
его - горькое, надсадное, - не веселье,
а все та же показная, залихватская, крикливая
удаль, за которой прячутся и тяжелая тоска,
и неутихающие угрызения совести. Тут-то
он и начинает «пугать», грозится кровью
залить память о «зазнобушке», всуе вспоминает
господа Бога:
Эх,
эх!
Позабавиться
не грех!
Запирайте
етажи,
Нынче
будут грабежи!
Отмыкайте
погреба -
Гуляет нынче голытьба!
Однако
кого же он пугает? Ответ на это дает
следующая, восьмая, гениальная по стиху
песня, с удивительным мастерством
воссоздавшая дух, колорит и форму
народной «заплачки»:
Ох,
ты, горе - горькое!
Скука
скучная,
Смертная!
Ужь
я времечко
Проведу,
проведу...
Ужь
я темячко
Почешу,
почешу...
Ужь
я семячки
Полущу,
полущу...
Ужь
я ножичком
Полосну, полосну!
И
тут эта горькая, надсадная, напускная
удаль находит единственную цель:
Ты лети, буржуй, воробышком!
Выпью
кровушку
За
зазнобушку,
Чернобровушку...
В
этой яростной вспышке есть своя глубокая
психологическая достоверность: у
Петрухи свои счеты с буржуйским
миром, с которым спуталась его
Катя (гулявшая с офицерами и юнкерами)
и который в конечном счете
оказался виновником ее нечаянной гибели,
- ведь Ванька, из-за которого она погибла,
тоже «буржуй».
Восьмая
и девятая главы - центральный
и поворотный пункт поэмы. Здесь
сюжет ломается: все личное, выдвинувшееся
было на первый план повествования
- бесшабашная удаль, любовная трагедия,
ревность, преступление, отчаянье и
«горе-горькое» убийцы, - поглощается
широкой, вольной и мощной мелодией.
Именно здесь, в песне красногвардейцев,
впервые возникает образ старого
мира - «паршивого пса». Спрашивается:
почему Блок отвел столь большое
место личной драме Петрухи, а
потом свел ее на нет? «Не такое
нынче время» - вот формула
этого убеждения. Всякая личная трагедия
в такое время тонет в «море»
революции, во всеобщей, всемирно-исторической
трагедии катастрофического столкновения
двух миров. В своем личном плане
Блок решал этот вопрос категорически:
«Революция - это я - не один, а мы»;
личного нет - потому что содержанием
всей жизни становится всемирная
Революция; человек, которому на долю выпало
быть свидетелем рождения нового мира,
должен как можно меньше помнить
о личных слабостях и трагедиях.
Только не нужно упрощать. Категоричность
решения не означала, что принять
его было делом простым и легким.
Ненависть к старому миру была
в Блоке чувством господствующим,
всепоглощающим, оправдывающим все.
Он понимал конечно, что вместе с
насилием, ложью, подлостью и пошлостью
старого мира в огне революции
неизбежно сгорит кое-что из того,
что он «так
любил», с чем были связаны
его одинокие «демонические восторги».
Но он
понимал
также, что во имя большой, всеобщей исторической
правды нужно пожертвовать своими маленькими
«правдами». В этом и сказалась душевная
сила Блока, та «бесстрашная искренность»,
которую подметил в нем Горький. Мысль
Блока о неизмеримости «личных трагедий»
с величием происходящего своеобразно
(с поправками на сюжет и характер) отозвалась
в истории Петрухи. Нельзя сказать, что
поэт осуждает Петруху. Скорее он жалеет
его. И душевная мука этого отчаявшегося,
«бестолкового», сбившегося с пути человека,
и его страстная, душная любовь с надсадными
воспоминаниями о «хмельных ночах» и «огненных
очах» - все это не могло не быть близко
поэту, который всегда находил источник
высокого вдохновения в темах трагической
страсти и человеческого отчаяния. Но
все это должно перегореть в огне революции.
Так надо, чтобы родился новый человек.
Ведь одну из важных задач, поставленных
революцией, Блок видел в том, чтобы направить
ее очистительный огонь в «распутинские
углы души и там раздуть его в костер до
неба, чтобы сгорела хитрая, ленивая, рабская
похоть» .
Отчаявшийся,
потерявший голову Петруха - самый слабый
из двенадцати. Если сами они и не
составляют авангарда революции, то
Петруха - их собственный арьергард.
Он и теперь бессильно поминает Спаса,-
и снова товарищи читают ему суровую
отповедь:
-
Петька! Эй, не завирайся!
От
чего тебя упас
Золотой
иконостас?
Бессознательный
ты, право,
Рассуди,
подумай здраво –
Али
руки не в крови
Из-за
Катькиной любви?
-
Шаг держи революционный!
Близок враг неугомонный!
Вот
Петруха и получил верную характеристику,
- причем от своих же товарищей: «бессознательный».
Они-то знают, во имя чего держат свой
революционный шаг. «Ко всему
готовы, ничего не жаль» , «Потяжеле
будет бремя...» , «Их винтовочки
стальные на незримого врага» , «Вдаль
идут державным шагом...» . Разве не
заглушает эта такая отчетливая и столь
постоянная нота революционного долга
надрывный вопль душевной гульбы, которую
мы слышим в репликах «бедного убийцы»
Петрухи?
Двенадцать
заняты своим делом: идут дозором
по ночному городу. Они настороже:
«Вот - проснется лютый враг…»
. И поют они не блатные куплетцы
и не надрывные заплачки, а подхватывают
мотив «Варшавянки»: «Марш, марш вперед,
рабочий народ!». И в темпах и
ритмах этой прекрасной боевой песни
рабочего класса растворяются без остатка
мотивы бесшабашной гульбы (Петруха
в конце концов тоже ведь подтянулся
и пристроился к шагу товарищей),
а на первый план выдвигается тема
несокрушимой силы восставшего народа,
неудержимого движения двенадцати к
открывшейся им далекой цели:
И
идут без имени святого
Все
двенадцать - вдаль.
Ко
всему готовы,
Ничего
не жаль...
В
очи бьется
Красный
флаг.
Раздается
Мерный
шаг.
Вот
- проснется
Лютый
враг...
И
вьюга пылит им в очи
Дни
и ночи
Напролет...
Вперед, вперед,
Рабочий народ!
И
так далее - со все возрастающей экспрессией,
чтобы достичь в финале высочайшего
напряжения и пафоса. Буйная «вольница»
превращается в строгую, музыкально
организованную революционную волю.
Ответить
на идейно значимый вопрос можно, лишь
выстроив структурную цепь происходивших
событий. Выстроив эту цепь, мы увидим,
что личная драма в поэме занимала
большое место. Именно такое построение
поэмы помогло определить место
этого эпизода в произведении.
Революции,
как известно, бывают разные. Та революция,
боевой силой которой считали
себя «двенадцать», была уникальной, единственной
в своем роде. Это было разрушение
«до основания» «старого мира», «перерыв»
между двумя историческими зонами.
«Двенадцать» - апостолы нового мира, возвестители
«нового неба и новой земли». Блоковские
красногвардейцы - тоже дети, «дети
в железном веке», как назвал их в
своей дневниковой записи автор
«Двенадцати». Они не ведают, что
творят, но это не снимает с них
вины за создание мира, в котором
главным принципом будет насилие.
---Не
раз критики отмечали, что «Двенадцать»,
при всей кажущейся простоте, произведение
совсем не простое. Обратим внимание на
загадочный центральный эпизод поэмы.
Почему, в самом деле, в центре этой поэмы
о Революции - уголовное преступление,
лишенное каких-либо классовых или революционных
оснований? Чем так уж досадили красноармейцам
Ванька и Катька, почему они стремятся
расправиться с Ванькой, а гибель Катьки
воспринимается ими как справедливое
возмездие? Но разберемся сначала с первым,
с солдатом Ванькой. В поэме вроде бы объяснена
причина охоты за ним:
Трах
- тарарах! Ты будешь знать,
Как с девочкой чужой гулять!..
Если с чужой, значит,
с Петькиной, но почему все «двенадцать»
так уж стремятся расправиться с новым
любовником Катьки? Какое им дело, в конце
концов, до Петькиных чувств? И потом: Катька
- проститутка, она не Ванькина, не Петькина,
она - для всех и ничья. Что-то тут явно
не так, но оставим пока эти соображения
и поговорим о других возможных мотивах
странной ненависти красногвардейцев
к своему бывшему товарищу. Мотивов этих
два. Во-первых, Ванька - чужой; во-вторых,
- богатый. Оба мотива присутствуют в реплике
одного из «двенадцати»:
Ванюшка
сам теперь богат...
Был
Ванька наш, а стал солдат!
В
той же главе Ваньку обзывают буржуем.
Ванька - солдат Петроградского гарнизона,
не защитившего в Октябрьские
дни Временное правительство. И
слово "солдат" звучало тогда
отнюдь не контрреволюционно. Почему же
все-таки Ванька "не наш" - с точки
зрения красногвардейцев? Были ли тогда
вообще какие-либо конфликты или
трения между красногвардейцами
и солдатами? Трения между солдатами
и красногвардейцами, следовательно,
были, причем завидовали солдаты красногвардейцам,
а не наоборот. Но до вооруженных
конфликтов не доходило. Может быть,
причина самосуда, который "двенадцать"
стремятся устроить над Ванькой,
в том, что он - вор? Однако воровство
и грабеж тогда - массовое явление. Этот
путь обогащения был не закрыт для "двенадцати",
хотя они предпочитали грабить лишь
винные погреба. Но "богатству" Ваньки
они явно завидуют и поэтому обзывают
его "буржуем". Так что зависть
к ванькиному «богатству», несомненно,
присутствует у «двенадцати». Но не
она причина неприязни, более
того - ненависти к нему красногвардейского
патруля. Причина в чем-то или
в ком-то другом.
А
случайно ли убийство Катьки? Петька совершает
его в состоянии аффекта, остальные патрульные
убивать ее не собирались. Но они и не горюют,
а воспринимают происшедшее с чисто уголовным
цинизмом:
Что,
Катька рада? - Ни гу-гу...
Лежи
ты, падаль, на снегу!
Но
никакая «музыка революции» не может,
однако, унять душевных мук «бедного убийцы»
Петрухи. Если бы был городовой, который
поволок бы его в участок, ему, вероятно,
было бы легче. Но во время Революции городовых
нет, красногвардейский патруль - сам
представитель революционного порядка,
и поэтому Петька один со своей болью перед
Богом. Попытка забыться в пьяном загуле
приводит его лишь к «смертной скуке»,
к душевному опустошению. Товарищи его
не понимают. Для них переступить через
кровь - не преступление, а причастие
к истине Революции. «Среди них есть такие,
- писал Блок в статье «Интеллигенция и
Революция», -которые сходят с ума от самосудов,
не могут выдержать крови, которую пролили
в темноте своей...». Вот и Петька из таких.
Он мучается, хочет просветления, а ему
предлагают держать «революционный шаг».
И все же от этой муки «бедного убийцы»
Петьки - тоненькая ниточка к Христу,
не к тому, что появляется в финале, а к
настоящему, евангельскому.
и т.д.................
«Двенадцать» - поэма переворота. Не только и не столько поэма, описывающая общую атмосферу, царящую в погибающей после революции стране, сколько поэма переворота в погибающей душе самого поэта. Эта поэма - насмешка над «революцией». Блок в каждом слове, в каждом звуке высмеивает в бессильной злобе кровавый разгул стихии:
Злоба, грустная злоба
Кипит в груди...
Черная злоба, святая злоба...
Сам он не может повлиять каким-либо кардинальным образом на исторический ход событий, не может (или не хочет) «говорить вполголоса: "Предатели! Погибла Россия!"». Он отчаянно смеется над несоответствием идеалов, поставленных «революцией», и окружающей действительностью. Он зло смеется и над представителями старого мира - попами, буржуями, барынями - всеми, кто довел страну до революционной ситуации, и над представителями так называемого «нового» мира - ничтожными личностями, способными воевать лишь с уличными девками да с тенями в подворотнях:
Революционный держите шаг!
Неугомонный не дремлет враг!
Товарищ, винтовку держи, не трусь! Пальнем-ка пулей в Святую Русь...
Эх, эх!
Позабавиться не грех!
Запирайте етажи, Нынче будут грабежи!
Отмыкайте погреба - Гуляет нынче голытьба!
В зубах цигарка, примят картуз,
На спину б надо бубновый туз!
«Свобода, свобода, эх, эх, без креста!» - звучит как разгульный, разбойничий клич. Не случайно автор отметил, что «на спину б надо бубновый туз» - такой лоскут из красной или желтой ткани нашивался на спину каторжникам. Эти люди «идут без имени святого...»:
От чего тебя упас
Золотой иконостас?
Бессознательный ты, право,
Рассуди, подумай здраво -
Али руки не в крови...
Они проходят как стихия, они проносятся как вьюга, они подчиняются только внутреннему стремлению разрушения: «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем». Автор постоянно сравнивает движущие силы революции со слепой стихией, которая все рушит на своем пути:
Черный вечер.
Белый снег.
Ветер, ветер!
На ногах не стоит человек.
Ветер, ветер -
На всем божьем свете!
Разыгралась что-то вьюга,
Ой, вьюга, ой, вьюга!
Не видать совсем друг друга!
За четыре за шага!
В поэме последовательно применен художественный прием, основанный на эффекте контраста. Сразу бросается в глаза, что зрительный ряд строится на чередовании мотивов ночной темноты и снежной вьюги. Эта цветовая символика ясна по своему смыслу. Она знаменует два жизненных исторических начала: низкое и высокое, ложь и правду, прошлое и будущее - все, что противоборствует как на всем свете, так и в каждой человеческой душе. Символика эта социально прояснена, в ней - отражение и художественное обобщение реальных исторических явлений.
Что такое снежная вьюга в «Двенадцати», как не образ «исторической погоды», образ самого переворота и хаоса, им принесенного? Черный вечер и белый снег воплощают в своей контрастности историческую бурю, потрясшую мир. Белое, светлое, снежное торжествует в финале поэмы, где полностью побеждает непроглядную тьму, из которой вышли двенадцать. Здесь автор завуалированно пророчит победу белой, светлой силы над черно-красным хаосом, принесенным той стихией, к которой принадлежали двенадцать.
«Двенадцать» - это полное торжество стихии. Она - главный герой поэмы. Как сама поэма, так и стихия в ней едина и синтетична, хотя внутри нее самой действуют самостоятельные характеры с их собственными индивидуальными чертами.
Двенадцать красногвардейцев пробиваются сквозь лютую вьюгу; они «ко всему готовы», им «ничего не жаль», они настороженны; их ведет вперед инстинкт, но они еще толком не представляют себе до конца весь смысл своей борьбы, своего «державного шага» в будущее. Они в этой борьбе еще новорожденные, рожденные вместе с «новым» миром, рожденные самим этим «новым» миром.
В героях поэмы, беззаветно вышедших на штурм старого мира, пожалуй, больше от анархической «вольницы» (активно действовавшей в Октябрьские дни), нежели от авангарда петроградского рабочего класса, который под предводительством партии большевиков обеспечил победу революции.
Ощущение «взлета» революции с громадной силой сказалось в «Двенадцати» в мотивах ночной метели, порывистого, резкого ветра, взвихренного снега. Эти мотивы проходят сквозь всю поэму подобно основной теме в симфонии. При этом ветер, снежная вьюга, пурга как динамические образы восставшей, разбушевавшейся стихии приобретают в «Двенадцати» различный смысл применительно к разным персонажам поэмы. Для теней и обломков старого мира злой и веселый (злорадный) ветер - сила враждебная, безжалостно выметающая их из жизни, для двенадцати же он - их родная стихия, они как порождение этого ветра, они детище хаоса, стремящееся к разрушению. Этим двенадцати вьюга" не страшна, не опасна.
Красный флаг появляется в конце поэмы, он - этот символ революции - здесь становится символом нового креста России. Страна стоит на перепутье - «позади голодный пес», а впереди якобы «светлое будущее». Есть мнение, что Христос во главе красногвардейцев благословляет революцию, ее конечные цели и идеалы. Но в том-то и дело, что не во главе - нигде в поэме об этом не сказано, - а «впереди». Мы просто привыкли воспринимать, что впереди, с красным флагом - значит, во главе, но здесь другая ситуация: флаг здесь олицетворяет собой новый крест Христа, новый крест России, и идет Христос не во главе, а его ведут - ведут на расстрел, на новое распятие...
«Зачем же ты пришел нам мешать? Ибо ты пришел нам мешать и сам это знаешь. Но знаешь ли ты, что будет завтра? Кто ты? Ты ли это? Или только подобие Его. Но завтра же я осужу и сожгу тебя на костре, как злейшего из еретиков, и тот самый народ, который сегодня целовал твои ноги, завтра же, по одному моему мановению, бросится подгребать к твоему костру угли. Знаешь ты это? Да, ты, может быть, это знаешь...» Это Достоевский, «Братья Карамазовы», диалог Великого Инквизитора с Иисусом Христом.
Никому не нужна Его помощь, никому не нужно Его благословение: «От чего тебя упас золотой иконостас?» О каком «моральном благословении» может идти речь, когда «...идут без имени святого... ко всему готовы...». Этим двенадцати не нужно ничьего благословения, точно так же как не нужно оно было и тем, кто делал революцию. Просто в то время удобно было использовать стихи такого великого поэта в свою пользу, с целью оправдания революции и кровавого беспредела, а ведь Блок сам говорил, что в его поэме совсем нет политики.
Он любил всех, он любил Россию и тем больнее переживал ее политический, экономический и духовный кризис. Блок проживал все события, происходившие в России, вместе со страной. Он вместе с его Русью страдал, замерзал, голодал. Поэтому Блок в своей поэме чувствует настроение и переживание каждого персонажа и с точностью передает эмоции каждого. Автор постоянно подчеркивает, насколько далеки «высокие» идеи революции от земной жизни:
От здания к зданию Протянут канат.
На канате плакат:
«Вся власть Учредительному Собранию!»
Старушка убивается - плачет,
Никак не поймет, что значит, На что такой плакат,
Такой огромный лоскут? Сколько бы вышло портянок для ребят,
А всякий - раздет, разут...
В октябрьском перевороте поэт услышал только одну «музыку» - громовую музыку катастрофического крушения старого мира, которое он так давно предчувствовал и ждал. Да, он ждал, но скорее не столько крушения самого мира, сколько перемены в психологии людей, перемены человеческого сознания, улучшения мира не за счет его перелома и передела, а за счет внутренних изменений в каждом человеке, то есть изменения мира за счет изменения самого человека. Поэтому кровавый переворот, провозглашенный социалистической революцией, Блок воспринял как внезапно налетевшую, но уже предсказанную и ожидаемую стихию. Революция, по Блоку, всемирна, всеобща и неостановима. Она воплотилась для него с наибольшей полнотой в образе неудержимого «мирового пожара», который вспыхнул в России и будет еще долго разгораться все больше и больше, перенося свои очаги и на Запад и на Восток, - до тех пор «пока не запылает и не сгорит старый мир дотла».
Идейно-художественное своеобразие поэмы А. Блока «Двенадцать»
Кандидат пед. наук, доцент КФУ
Поэма «Двенадцать» ознаменовала новый этап в творчестве. Написанная в первую зиму после октябрьского переворота, она удивила современников своим необычным содержанием и формой. «Бессмертная как фольклор»,- так оценил поэму современник Блока О. Мандельштам.
В поэме «Двенадцать» Блок заострил вопрос о духовной сущности вершителей новой истории XX века. В центре поэмы «Двенадцать» – состояние человеческих душ. Главной внутренней темой поэмы является вопрос о вере, совести, шаткости убеждений, русской бесшабашной склонности к греху и покаянию.
Проблематика поэмы требовала обновления эстетического арсенала, качественно иной художественной выразительности. Автор задается целью передать «музыку революции». Он стремится найти новую форму, наиболее соответствующую содержанию поэмы. В нее врывается многоголосый шум революционного города со своими ритмами, звуками, своими песнями.
В поэме А. Блока «Двенадцать» прослеживаются традиции устного народнопоэтического творчества.
Подобно тому, как в русской народной сказке действует сказочное «двоемирие», в котором существует «свой» мир (царство героя) и «чужой» мир (царство противника), так и в поэме Блока реальный мир разделен на две контрастные половины. Конкретным проявлением действительности является “буржуи на перекрестке”, “голодный пес”, публичный дом, офицерский разврат, “разборка” с ударом ножа, убийство офицера, поп и т. д. Полярный мир нашел свое выражение в “святом” начале революции – образе Христа, связанном с идеей обновления.
Небольшая поэма Блока благодаря наличию в ней многозначных, символичных деталей поражает глубиной прозрения.
Действие поэмы разворачивается «На всем божьем свете» на фоне разбушевавшихся природных стихий. Шумы, ритмы, голоса объятой революционным вихрем России гениально воплотились Блоком в поэме.
В поэме возникают образы ветра, снега и вьюги. Это образы – символы не только разбушевавшейся стихии, но и грядущих перемен. Кажется, все смешалось, закрутилось в вихре. Кругом хаос и беспорядок, где идет схватка добра и зла, черного (старый мир) и белого (новый мир). Разбушевавшаяся природная стихия снега уводит героев от уюта дома, от любви и страсти в мир иной – жестокий, холодный, требующий мужества.
В «Двенадцати» звучит сама стихия. Здесь - ее музыкальные темы, ее ритмическая игра, диссонансы и контрасты. В основе ритмической структуры поэмы - разговорно-песенный строй русской народной речи. Это и частушки, и лубок, и плач, и причитания. К ним примыкают городской романс и марш. «Двенадцать» - самое нетрадиционное произведение Блока .
Поэме присущи реальный и метафорический планы. Шествие двенадцати матросов - это действительно движение по заснеженным улицам, но и символическое - как путь революции и истории.
Черный вечер.
Белый снег.
Ветер, ветер!
На ногах не стоит человек.
Ветер, ветер -
На всем божьем свете!
«Старый мир» присутствует в поэме в образе буржуя и образе пса, безродного, одинокого и одичавшего. Двенадцать сплавлены в некий цельный, монолитный образ, ибо через них воплощается стихия. Их слитность выражается в поступи.
Блок не закрывает глаза на разгул стихии. Ее жестокость вызывает в нем внутренний протест. Но иной дороги, как через трагизм, через «грех», просто нет. Буйная вольница с грабежом и пьянством воспринимается поэтом не личной виной варваров, а их трагической бедой.
Космическое и земное, мировое и житейское неразъединимы в поэме. Природные стихии вторят человеческим, бури человеческие вызывают в окружающем мире ответные ветра. После гибели Катьки: “Разыгралась чтой-то вьюга, ой, вьюга, ой, вьюга! Не видать совсем друг друга за четыре за шага!” Разбушевавшаяся метель заставляет Петруху вспомнить, воскликнуть: “Ох, пурга какая, Спасе!” Но товарищи снова поправляют его: “- Петька! Эй, не завирайся! От чего тебя упас золотой иконостас? Бессознательный ты, право, рассуди, подумай здраво – али руки не в крови из-за Катькиной любви?” И снова рефрен – он обращен не к одному Петрухе – ко всем бойцам-красногвардейцам, ко всему восставшему народу: “- Шаг держи революцьонный! Близок враг неугомонный!” И в подтверждение – настойчивый, властный, обязывающий, от лица Истории – троекратный призыв напрячь силы: “Вперед, вперед, вперед, рабочий народ!”
Важное место в поэме занимает мысль о том, что свобода есть, но святого начала еще нет:
Свобода, свобода,
Эх, эх, без креста!
Герои Блока идут «без креста». Но во главе их поэту видится не кто иной, как Иисус Христос. Автор хотел в образе Христа воплотить символ нового мира, несущего человечеству нравственное очищение, вековые идеалы гуманизма. Блок проводит аналогию между эпохой распада царской России и эпохой гибели Рима, когда и возникла легенда о Христе как о провозвестнике новой всемирной религии. Именно таким провозвестником должен был выступить в поэме Христос - символ обновления жизни. Но для большинства реальных красногвардейцев Христос в действительности отождествлялся с религией и царизмом, против которых они боролись.
Блок сам ощущал недостаточную убедительность образа Христа в тексте «Двенадцати». Однако все же именно этим образом заключил он свое произведение. Именно в образе Христа Блок воплотил и свое ожидание революции, и свою веру в ее очистительную силу, и свое разочарование в ней, и обретение новой веры – веры в нравственное перерождение людей.
Блок писал: «Когда я кончил, сам удивился: почему Христос? Но чем больше я вглядывался, тем яснее видел Христа. И тогда же я записал у себя: «К сожалению, Христос» .
В сюжете поэмы можно увидеть сходство с библейской легендой. Новая эра, в понимании Блока, - это обновление общественного сознания: вместо языческих верований и жертвоприношений богам утвердилась новая вера, связанная с необходимостью всеобщего равенства. С одной стороны - мир отживший заслуживает уничтожения. Поэт радуется, что на смену этому безобразному миру идет нечто новое, возможно, более совершенное. С другой стороны - это утверждающееся новое в каких-то деталях неразрывно связано с прошлым. Поэтому:
Злоба, грустная злоба
Кипит в груди...
Черная злоба, святая злоба...
Отряд красногвардейцев из двенадцати человек, ассоциирующихся с апостолами, творит страшные деяния на своем пути: убийство Катьки, грабежи и поножовщина. В этом проявляется их связь со старым миром - миром дикого, необузданного, злого:
И идут без имени святого
Все двенадцать - вдаль,
Ко всему готовы,
Ничего не жаль,
Блок не приемлет нравственное убожество двенадцати красногвардейцев, но именно поэтому он ставит во главе их Иисуса Христа. Христос в поэме выступает как символ нового, символ духовного обновления нации.
Красногвардейцы еще не осознают того обновления, которое они, по мнению поэта, несут народу, но они несомненно несут его. Именно поэтому
Впереди - с кровавым флагом
И за вьюгой невидим,
И от пули невредим,
Нежной поступью надвъюжной,
Снежной россыпью жемчужной,
В белом венчике из роз -
Впереди - Исус Христос.
Главки поэмы разнородны, но в целом эта стилистическая разобщенность призвана дать реальное отображение действительности. В поэме можно найти элементы фольклора, тюремной лирики, частушки, вульгаризмы. Здесь рядом с революционным пафосом свободно “уживается” стихия деклассированных низов, и все проявления жизни взяты в каких-то незначительных деталях, как в настоящей действительности.
писал о поэтическом богатстве поэмы Блока: «Погрузившись в родную ему стихию народного восстания, Блок подслушал ее песни, подсмотрел ее образы…» .
В период написания поэмы Блок особенно интересовался городским фольклором, записывал услышанные голоса городских улиц. Здесь и обороты современного просторечья (даже брань), и традиционно-песенная лексика. Фамильярные слова и вульгаризмы («елекстрический», «юнкерье», «ужо») определяют социальный колорит языка героев .
Блок стремился передать «музыку уличных слов и выражений». Звуки этой музыки он слышал во всем: «в страсти и в творчестве, в народном мятеже и в научном труде, в революции». Музыка революции передается в поэме не только стихией просторечья, которой насыщены сцены на петроградских мостовых. На смену «приземленности» приходит ораторский пафос.
Строки из «Двенадцати» возвращались в народный речевой обиход: так глубоко проник поэт в его специфику. Многие формулы поэмы зазвучали как пословицы и поговорки: «Ветер, ветер - на всем божьем свете!», «От чего тебя упас золотой иконостас?» Лозунги поэмы можно было видеть на красноармейских знаменах, на плакатах и бронепоездах . «Двенадцать» - вершинное достижение Блока в освоении фольклора.
В народном устнопоэтическом творчестве традиционна символика чисел. Часто встречаются слова, кратные трем и отражающие древнее мифологическое мышление людей:3,6,9,12. Двенадцать - ключевое число поэмы, и множество ассоциаций можно связать именно с ним. Прежде всего, это двенадцать часов - полночь, двенадцать месяцев - конец года. Получается какое-то “пограничное” число, так как конец старого дня (или года), а также начало нового - это всегда преодоление некоего рубежа, шажок в неизвестное будущее. У А. Блока таким рубежом стало падение старого мира. Неясно, что впереди. Наверное, “мировой пожар” вскоре перекинется на все сущее.
Другая числовая ассоциация - это двенадцать апостолов. На это косвенно указывают и имена двух из них - Андрюхи и Петрухи. Вспомним и историю апостола Петра, трижды отрекшегося от Христа за одну ночь. Но у А. Блока наоборот: Петруха за одну ночь трижды возвращается к вере и трижды вновь отступает. К тому же он - убийца своей бывшей возлюбленной.
Замотал платок на шее -
Не оправиться никак.
Музыкальность поэмы выразительно передается ее ритмом. Стремительность и вместе с тем сложность движения вперед подчеркиваются ритмом импульсивным и трудным, словно сама поэма находится в движении, в постоянных перебоях. Ритм стиха все время меняется, подчеркивая бурную переменчивость самой жизни, соответствуя изображаемому эпизоду. Когда в поэму вступает отряд двенадцати красногвардейцев, ритм становится четким, маршевым. Смена ритма обусловливает необычайную динамику стиха. Благодаря энергии ритма «работает» буквально каждое слово. Блок писал: «Сила ритма поднимает слово на хребте музыкальной волны...»
Язык поэмы сочетает в себе привычную для прежнего книжную лексику с простонародным, «площадным» говором, жаргонными выражениями. Поэт использует слова из народных песен, частушечные формы стиха. Вставляет в текст реальные лозунги тех дней:
От здания к зданию
Протянут канат.
На канате - плакат:
«Вся власть Учредительному Собранию!»
Диапазон лексики необычайно широк - от торжественных интонаций:
Революционный держите шаг!
Неугомонный не дремлет враг!
до грубых вульгаризмов:
Гетры серые носила,
Шоколад “Миньон” жрала,
С юнкерьем гулять ходила -
С солдатьем теперь пошла!
«Поэма «Двенадцать», однако, успела пробить брешь в широкую толпу, ту толпу, которая никогда раньше Блока не читала. Поэму «Двенадцать» эта толпа опознала по слуху, как родственную ей по своей словесной конструкции, словесной фонетике , которую вряд ли можно было тогда назвать „книжной“ и которая скорее приближалась к частушечной форме. Несмотря на наступившее творческое молчание поэта, его популярность, благодаря „уличной“ фонетике «Двенадцати», росла со дня на день»,- так оценивал художественное своеобразие поэмы Шкловский .
Поэма Блока «Двенадцать» явилась итогом блоковского познания России, ее мятежной стихии, творческого потенциала.
Литература
1.Александр Блок. Собрание сочинений в шести томах - Л.: Художественная литература., 1982. - Т. 5. - С. 248.
2. Жирмунский Александра Блока. Преодолевшие символизм. М., 1998.
3.Клинг О. : структура “романа в стихах”. Поэма “Двенадцать”. М., 1998.
4.Орлов Блока - М.: «Центрполиграф», 2001. - С. 533-534. - 618 с.
5.Шкловский стол // Шкловский счёт: Статьи - воспоминания - эссе (1914-1933). М.: Советский писатель, 1990. С. 175.
6.Эткинд поэмы А. Блока «Двенадцать» // Русская литература. 1972. № 1.
Loading...