– josser
Не происходит ли в Центральной Азии возвращение к жизни «Большой игры»? В пользу этого приводят доводы многие специалисты и журналисты, пишущие об этом регионе и его значении для всего мира. Действительно, после завершения холодной войны и появления на свет пяти республик Центральной Азии в большей части посвящённой региону аналитики эта тема является преобладающей.
В 30-х годах XIX века офицер 6-го полка бенгальской туземной лёгкой кавалерии капитан Артур Конолли создал концепцию «Большой игры». Позднее, в 1901 году, английский писатель Редьярд Киплинг увековечил этот термин в своём романе «Ким». В своей основе, «Большая игра» была просто борьбой за власть, контроль над территорией и политическое доминирование, которая шла в XIX веке между Российской и Британской империями в Центральной Азии. Это состязание империй в манёвре и интриге прекратилось в 1907 году, когда оба государства были вынуждены сосредоточить свои ресурсы на более серьёзных угрозах. Британцам пришлось готовиться и принимать меры к сдерживанию возвышения в Европе напористой Германии, а у русских руки были связаны яростной борьбой с японцами в Маньчжурии.
Сегодня, вторжение США в Афганистан и открытие военных баз в Центральной Азии, а также китайская экономическая экспансия в регионе убедили экспертов в том, что новая «Большая игра» уже идёт. О том, что «в регионе бушует» «Большая игра», пишет немецкий журналист Лутц Клевеман. Цитируя бывшего министра энергетики и посла США в ООН в годы Клинтона Билла Ричардсона, Клевеман обращает внимание на то, что США принимают участие в центральноазиатских делах не только ради победы над Аль-Каидой, но ещё и затем, чтобы «диверсифицировать [свои] источники нефти и газа, [а также] не допустить стратегических посягательств со стороны тех, кто не разделяет [их] ценностей». Профессор Университета Джона Хопкинса Никлас Сванстром приходит к тому же выводу и в своей статье «Китай и Центральная Азия: новая Большая игра или традиционные вассальные отношения?» доказывает, что США и Китай втянулись в геоэкономическое соперничество из-за природных ресурсов Центральной Азии. По его словам, «ситуация в Центральной Азии, кажется, развивается в направлении новой версии Большой Игры».
Вопреки общепринятому мнению, цель Китая в Центральной Азии не в том, чтобы вступить в игру с другими региональными державами, а в том, чтобы заручиться поддержкой «стран региона в подавлении антипекинского движения уйгурских националистов», а также в создании условий для инвестиций китайских фирм в энергоресурсы Центральной Азии. Природа щедро одарила центральноазиатские государства запасами нефти и природного газа, и Китай, будучи динамичной экономической державой и вторым по величине потребителем энергии, явно заинтересован в повышении степени своего присутствия в регионе. Усилия Китая по строительству автотрасс, совершенствованию инфраструктуры и железнодорожных путей свидетельствуют о росте вовлечённости страны в дела Центральной Азии. По мере развития связей Китая с центральноазиатскими республиками «его отношения с крупными державами, а именно с США и Россией, могут пострадать», утверждает специалист по региону Кевин Шивс.
Пока такой разворот в стратегии был бы для Китая преждевременным. В настоящий момент Китай сталкивается с множеством внутренних проблем. Например, ему приходится заниматься Тибетом, Синьцзяном и прочими полуавтономными регионами с сепаратистскими настроениями и стремлением к независимости. Наивысшими приоритетами Китая в Центральной Азии должны быть обеспечение безопасности, поддержание региональной стабильности, усмирение уйгурских сепаратистов в Синьцзяне и укрепление экономических связей в регионе.
Для удовлетворения потребностей своего 1,4-миллиардного населения Китай должен вести непрерывный поиск ресурсов по всему миру. Китайские корпорации и государственные компании участвуют в экономической жизни пяти республик Центральной Азии, обладающих огромными запасами природного газа и нефти: Казахстане, Кыргызстане, Таджикистане, Туркменистане и Узбекистане. С учётом живого интереса Китая к вопросам безопасности, а также его энергетических потребностей, в долгосрочной перспективе его взаимодействие со странами Центральной Азии коренным образом расширится. Центральноазиатские государства тоже приветствуют растущую экспансию Китая, так как они пытаются разрушить монополию Россию над транспортными маршрутами. Даже после основания в 2001 году Шанхайской организации сотрудничества Китай не прекращал работу над прокладкой нового Шёлкового пути, призванного соединить Центральную Азию и остальной мир со своим северо-западным Синьцзян-Уйгурским автономным районом. Возвращение Серединного Царства в Центральную Азию должно по всей вероятности произвести изменения в геополитической конфигурации региона – хотелось бы надеяться, что к лучшему.
История Центральной Азии у многих ассоциируется с двумя вещами — что регион был сценой столкновения великих держав в XIX веке, известного как «Большая игра», а до этого он в течение двух тысячелетий являлся центральной частью крупного торгового маршрута, соединявшего Китай с Европой и известного как «Шелковый путь».
Но современное понимание «Большой игры» и «Шелкового пути» является неверным. Эти термины стали клеше, которые иногда используются самым абсурдным образом. Например, в начале нынешнего года в Астане — напротив университета, в котором я преподаю — открылся Mega Silk Way, самый крупный торговый центр в Центральной Азии. В центре расположилось множество ресторанов и дизайнерских бутиков. Также там имеются аквариумы с обитателями тропических морей, и даже дельфинарий. Но расположен этот центр примерно в тысяче миль к северу от предположительного маршрута «Шелкового пути». В общем, этот некогда исторический термин превратился в повсеместный бренд.
Хотя порой клише бывают полезны, помогая быстро понять какое-либо явление или упрощая сложное понятие, чтобы его мог ухватить непосвященный, клише относительно «Большой игры» и «Шелкового пути» являются намного менее невинными.
Эти два термина сегодня появляются в бесчисленном количестве книг и статей о регионе, и часто используются для объяснения современных событий. Конкуренция между Россией, Китаем и США за контроль в Центральной Азии называют «Новой Большой игрой», по аналогии с противостоянием между Британией и Россией в регионе в XIX веке. Китайскую инициативу «Один пояс, один путь» также позиционируют в качестве преемника древнего «Шелкового пути». Но все это анахронизмы, которые лишь запутывают, а не объясняют, происходящее в современной политике.
Примечательно, что «Большая игра» и «Шелковый путь» являются фразами европейского происхождения, возникшими в XIX веке. У этих фраз нет глубоких корней в языках или культуре народов Центральной Азии. «Большая игра» была впервые упомянута в 1840 году в личном письме Артура Конолли, капитана Бенгальской армии британской Ост-Индской компании, в контексте приобщения Центральной Азии к европейской цивилизации и христианству. Конолли в 1842 году был казнен бухарским эмиром Насруллой, но фраза пережила его и впервые публично появилась в изданной в 1851 году книге сэра Джона Кея «История войны в Афганистане», а затем была популяризирована изданным в 1901 году произведением Киплинга «Ким». Она стала ассоциироваться с приключениями и отчаянной храбростью на службе империи (Российской или Британской) в Центральной Азии, а также с противостоянием между этими двумя державами в регионе.
Но всякое употребление термина «Большая игра» при описании межгосударственных отношений в Центральной Азии является неверным — оно было неверным в XIX веке, и остается неверным сейчас. Эта фраза подразумевает наличие понятных всем сторонам правил, а также четких стратегических и экономических целей, и смеси авантюризма и холодного расчета в достижении этих целей. Также подразумевается, что в игре могли — или могут сейчас — участвовать лишь великие державы, а Центральная Азия является лишь громадной шахматной доской. Центральноазиатским правителям, государствам и народам также отводится роль массовки, колоритного фона для действий великих держав.
Но это никогда не соответствовало действительности, даже на пике европейского колониализма в XIX веке. Когда войска Российской империи продвигались все глубже в Центральную Азию, британцы, возможно, думали, что российской стороной движет желание посягнуть на британские владения в Индии. Между тем русских гораздо больше волновали их отношения с центральноазиатскими государствами и народами.
Ни одна из сторон не могла свободно действовать в регионе: обе они сталкивались со значительными логистическими проблемами (например, передвижение армий производилось за счет верблюдов, предоставлявшихся местным кочевым населением) и, как минимум сначала, обладали лишь очень ограниченными познаниями об обществе, культуре и политике в регионе.
В 1841 и 1879 годах англичане потерпели два катастрофических поражения в Афганистане, и ни в одном из этих случаев они не могли объясняться российским вмешательством. Эти поражения нанесли им сами афганцы. Эмир Абдур-Рахман (1881-1901), беспощадный создатель современного афганского государства, использовал британские субсидии и поставки оружия для подавления внутреннего сопротивления, но взамен британцы получили очень мало. Как показал в своих исследованиях Александр Кули, аналогичная динамика имеет место и сегодня: пять независимых постсоветских государств не могут тягаться с Россией, Китаем или США с точки зрения экономической или военной мощи, но, тем не менее, они заставляют большие державы играть по «местным правилам» — правилам, которые определяются местной спецификой, включая внутреннюю политику стран региона и характер среднеазиатского общества.
«Шелковый путь», на первый взгляд, может показаться менее сложным случаем. Под ним подразумеваются сложные многовековые коммерческие и культурные взаимоотношения между Центральной Азией и остальным миром. Тем не менее, этот термин также имеет европейское происхождение, и с его помощью стараются ретроспективно навязать упрощенное видение более сложного прошлого. Термин «Seidenstraße» («Шелковый путь») впервые был использован немецким исследователем и географом Фердинандом фон Рихтгофеном в 1877 году. Но, как утверждает Дэниел Вог, Рихтгофен пользовался этим термином «весьма ограничено», применяя его «время от времени лишь в отношении к периоду империи Хань, и только говоря об отношениях между политической экспансией и торговлей с одной стороны, и географическими познаниями — с другой».
Рихтгофена в первую очередь интересовали отношения между Европой и Китаем, а не то, как торговля и обмен информацией потенциально могли повлиять на Центральную Азию. Он считал, что большинство подобных контактов прекратилось к VIII веку нашей эры.
Контекст
Индия создает свой собственный Шелковый путь
Forbes 01.07.2017Северный коридор «Шелкового пути»
Жэньминь жибао 21.06.2017Будет ли Шелковый путь гладким?
Latvijas Avize 22.05.2017«Шелковый путь»: проект ЕС и Китая продвигается
Financial Times 11.05.2017 Этот термин приобрел популярность только в 1930-х годах, в основном благодаря произведениям ученика Рихтгофена, шведского исследователя Свена Хедина, который использовал его, чтобы придать романтическую и научную ауру своим успешных упражнениям в саморекламе. Этот налет дешевой экзотики остается в употреблении данного термина по сей день.Как сказал Ходадад Резахани, «Шелковый путь — это не только термин из XIX века, но, в действительности, современное историографическое изобретение, которое позволяет объединять разные исторические события и рисовать связи там, где их никогда не было».
В реальности, «Шелковый путь» был лишь рядом более коротких торговых маршрутов, которые связывали китайскую столицу (Сиань/Чанъань) с различными центрами торговли в Центральной Азии, включая Ташкент, Отрар и Самарканд. Эти центры, в свою очередь, были связаны с другими пунктами в Индии, Иране и на Ближнем Востоке, а через них — с Европой. Никто из торговцев и почти никакие из товаров не совершали полного путешествия из Китая в Европу, да и одного «пути» никогда не было.
Фокусируясь на двух концах пути — Китае и Западе — говорящие имеют тенденцию маргинализировать территории, которые находятся посередине, особенно Центральную Азию, хотя на самом деле Западом для большинства китайских источников была именно Центральная Азия, а не современный европейский Запад.
Также, как отмечает Резахани, никто не может точно сказать, где якобы проходил маршрут из Средней Азии к Средиземному морю. Кроме того, принижается тот факт, что шелк почти наверняка не был основным предметом торговли (он производился в Западной Азии как минимум с III века нашей эры), а также то, что Европа тогда и близко не играла в экономике древнего мира столь заметной роли, как сейчас. К тому же, культурный обмен вдоль предполагаемого «Шелкового пути» носил религиозный характер, и шел он не по маршруту «Европа-Китай»: буддизм попал в Китай из Индии (т.е. шел с юга на север, а не с запада на восток), а несторианское христианство, последователей которого выгнали из римской Сирии как еретиков, распространилось из Сасанидской империи в Иране в Индию и Центральную Азию.
Эти исторические причины являются разумным научным основанием для того, чтобы отказаться от термина «Шелковый путь» как исторической концепции. А современное злоупотребление этим термином дает еще больше оснований. В вышедшем на экраны в 2015 году блокбастере «Меч дракона» Джеки Чан и со своими китайскими солдатами сражается плечом к плечу с уйгурами и индийцами, чтобы защитить Шелковый путь от армии хищных римлян. С исторической точки зрения, фильм является полным вздором, но он несет очень четкий политический месседж. Ссылка на «Шелковый путь» стала средством оправдания любых разработок и политических проектов в Центральной Азии, когда безжалостное применение политической и экономической власти облекается в привлекательные исторические одежды. Превосходным примером этого является масштабный китайский проект «Один пояс, один путь», о запуске которого Си Цзиньпин впервые сообщил с трибуны в Назарбаев Университете в Астане.
Китайский премьер прямо связал свою инициативу с наследием древнего «Шелкового пути» и представил ее в качестве проекта, основанного на «равенстве и взаимной выгоде, взаимной терпимости и заимствовании знаний друг у друга». Но целью инициативы «Один пояс, один путь» является не обмен товарами, услугами и идеями на равных условиях. Речь идет о создании новых рынков и маршрутов для китайских товаров в Азии, отчасти из-за падения спроса на них в Европе и США. Иными словами, проект этот носит совсем не альтруистский характер.
Хотя в этом отношении проект ничем не отличается от многих западных капиталистических инвестиций в развивающиеся страны, он был подвергнут критике за то, что при его осуществлении не считаются с трудовыми правами, правами человека и ущербом для экологии. Проект также может оказать разрушительное влияние на суверенитет государств региона. Самым мрачным мнением является то, что проект станет средством экспорта смертоносного загрязнения окружающей среды, создаваемого промышленным бумом в Китае. Примером является производство цемента в Таджикистане.
На собственной центральноазиатской территории Китая — в Синьцзяне — строительство инфраструктуры преследует явные политические цели, включая подрыв сопротивления уйгуров китайскому колониальному правлению и активизацию заселения региона ханьцами.
Даже если китайские инвестиции принесут реальные выгоды, позиционирование инициативы «Один пояс, один путь» в качестве «Шелкового пути» никак не помогает нашему пониманию этого термина.
Понятие «катехизис клише» было введено великим Брайаном О"Ноланом в его колонке в Irish Times в 1940-х годах. Для него, как и для Джорджа Оруэлла, клише были «окаменевшими» или «умерщвленными» фразами, которые люди воспринимают, не подвергая их сомнению. «Большая игра» и «Шелковый путь» — не единственные клише, регулярно применяемые в отношении Центральной Азии, но они, несомненно, являются самые стойкими и самыми пагубными.
В то время как термин «Великая игра» сейчас, пожалуй, действительно является не более чем клише — мертвой фразой, используемой писателями, когда им в голову не приходит ничего более подходящего — «Шелковый путь» остается могучим мифом, широко используемым в современных целях, мифом, популярность которого растет как в Центральной Азии, так и в Китае. Эти два термина объединяет пренебрежение к Центральной Азии и отношение к ней лишь как к сцене грандиозных геополитических проектов. Более того, эти термины и стоящие за ними современные понятия склонны игнорировать способности и интересы жителей региона, концентрируясь лишь на великих державах.
Это может быть ошибкой как с практической, так и с моральной точки зрения. В Казахстане в прошлом году инициатива об увеличении срока аренды иностранцами земли с 10 до 25 лет была отложена после беспрецедентных массовых протестов. Многие восприняли инициативу в качестве меры, предназначенной для китайских инвесторов, что спровоцировало волну часто уродливой синофобии. Дело не в том, оправданы ли были протесты, а в том, что даже в авторитарной Центральной Азии общественное мнение сейчас имеет значение. «Большие игры» должны адаптироваться к «местным правилам», которые часто имеют глубокие корни в центральноазиатском обществе и культуре, а «Шелковые пути», которые не смогут приспособиться к местным реалиям, скорее всего, станут путями в никуда.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.
Есть ли новая «Большая игра», влияющая в существование Центральной Азии? Многие эксперты и журналисты, которые пишут о регионе и его глобальном значении утверждают, что есть. В самом деле, после окончания холодной войны и рождения пяти республик Центральной Азии, эта дискуссия доминировала большую часть анализа о регионе.
Капитан Артур Конолли, британский офицер Шестой Бенгальской легкой кавалерии, придумал концепцию «Большой игры» в 1830-х годах. Позже, английский писатель Редьярд Киплинг увековечил понятие в своем 1901 романе «Ким». В основных терминах, «Большая Игра» была просто борьбой за власть, контроль над территорией, и политическим доминированием между Российской и Британской империями в Центральной Азии в девятнадцатом веке. Это соперничество в маневрировании и интриг между двумя империями подошло к концу в 1907 году, когда обе страны были вынуждены сосредоточить свои ресурсы на более серьезных угрозах. Англичане были вынуждены готовиться и сдерживать подъем напористой Германии в Европе, а русские были заперты в ожесточенной борьбе с японцами в Маньчжурии.
Сегодня, вторжение США в Афганистан и открытие военных баз в Центральной Азии и экономическая экспансия Китая в регион убедили экспертов, что началась новая «Большая Игра». Немецкий журналист Лутц Клевемэн пишет, что новая «Большая игра» «бушует в регионе». Цитируя Билла Ричардсона, бывшего секретаря по вопросам энергетики и посла США в Организации Объединенных Наций во время правления Клинтона, Клевемэн пишет, что США вовлеклись в Центральную Азию не только, чтобы победить «Аль-Каиду», но и «диверсифицировать [свои] источники нефти и газа [и] не допустить стратегические набеги тем, кто не разделяет [их] ценности. "Никлас Сванстром, профессор в Университете Джона Хопкинса, пришел к такому же выводу, и о Китае и Центральной Азии: новая «Большая игра» или традиционные вассальные отношения?, и выдвигает догадку, что США и Китай запуталась в геоэкономическом соперничестве над природными ресурсами Центральной Азии. Он говорит: «ситуация в Центральной Азии, похоже, развивается в сторону новой версии Большой игры».
Вопреки общепринятому мнению, цель Китая в Центральной Азии не вовлечься в игру с другими региональными державами, но для того, чтобы обеспечить «поддержку со стороны стран региона в подавлении анти-Пекинских уйгурских националистов», и чтобы проложить путь для китайских фирм инвестировать в Центрально- азиатские энергетические ресурсы. Где можно купить электронные сигареты в Москве Государства Центральной Азии обеспечивают поставки нефти и природного газа, и Китай, как растущая экономическая держава и второй по объему потребитель энергии, имеет четкую заинтересованность в увеличении своего присутствия в регионе. Усилия Китая по строительству дорог и улучшению инфраструктуры и железных дорог показывают растущую вовлеченность страны в Центральную Азию. В то время как отношения Китая с республиками Центральной Азии нарастают, "его отношения с крупными державами, такими как США и Россия, могут пострадать", утверждает Кевин Шейвес, ученый, занимающийся вопросами региона.
Пока рановато для Китая идти по пути реализации такой стратегии. В настоящее время Китай сталкивается со многими внутренними проблемами. Например, он имеет проблему Тибета, Синьцзяна и других полуавтономных регионов, все они имеют сепаратистские наклонности и амбиции на независимость. Главным приоритетом Китая в Центральной Азии должно стать обеспечение безопасности, поддержание региональной стабильности, подавление уйгурских сепаратистов в Синьцзяне, а также укрепление экономических связей в регионе.
Для того чтобы удовлетворить потребности своего 1,4 млрд-ного населения, Китай должен непрерывно искать ресурсы по всему миру. Китайские корпорации и государственные компании участвуют в экономической жизни пяти республик Центральной Азии: Казахстана, Кыргызстана, Таджикистана, Туркменистана и Узбекистана, которые обладают богатыми запасами природного газа и нефти. Учитывая обеспокоенность Китая проблемой безопасности и потребности в энергии, ее взаимодействие с государствами Центральной Азии будет резко нарастать в долгосрочной перспективе. Государства Центральной Азии также приветствуют все большее развитие Китая, поскольку они пытаются сломать монополию России над транспортными маршрутами. С тех пор как была основана Шанхайская организация сотрудничества в 2001 году, Китай работает над тем, чтобы построить новый Шелковый путь для интеграции Центральной Азии и остального мира с Синьцзянем, автономной областью на северо-западе Китая. Возвращение Поднебесной в Центральную Азию, скорее всего, изменит геополитику в регионе, надеемся к лучшему.
Фахим Масуд является недавним выпускником Университета Вашингтон в Сент-Луисе, где изучал историю и политику.
Фахим Масуд,
“Khaama Press”,
27 января 2014 года
Перевод
- “сайт”
Оригинал материала на английском.
Не происходит ли в Центральной Азии возвращение к жизни «Большой игры»? В пользу этого приводят доводы многие специалисты и журналисты, пишущие об этом регионе и его значении для всего мира. Действительно, после завершения холодной войны и появления на свет пяти республик Центральной Азии в большей части посвящённой региону аналитики эта тема является преобладающей.
В 30-х годах XIX века офицер 6-го полка бенгальской туземной лёгкой кавалерии капитан Артур Конолли создал концепцию «Большой игры». Позднее, в 1901 году, английский писатель Редьярд Киплинг увековечил этот термин в своём романе «Ким». В своей основе, «Большая игра» была просто борьбой за власть, контроль над территорией и политическое доминирование, которая шла в XIX веке между Российской и Британской империями в Центральной Азии. Это состязание империй в манёвре и интриге прекратилось в 1907 году, когда оба государства были вынуждены сосредоточить свои ресурсы на более серьёзных угрозах. Британцам пришлось готовиться и принимать меры к сдерживанию возвышения в Европе напористой Германии, а у русских руки были связаны яростной борьбой с японцами в Маньчжурии.
Сегодня, вторжение США в Афганистан и открытие военных баз в Центральной Азии, а также китайская экономическая экспансия в регионе убедили экспертов в том, что новая «Большая игра» уже идёт. О том, что «в регионе бушует» «Большая игра», пишет немецкий журналист Лутц Клевеман. Цитируя бывшего министра энергетики и посла США в ООН в годы Клинтона Билла Ричардсона, Клевеман обращает внимание на то, что США принимают участие в центральноазиатских делах не только ради победы над Аль-Каидой, но ещё и затем, чтобы «диверсифицировать [свои] источники нефти и газа, [а также] не допустить стратегических посягательств со стороны тех, кто не разделяет [их] ценностей». Профессор Университета Джона Хопкинса Никлас Сванстром приходит к тому же выводу и в своей статье «Китай и Центральная Азия: новая Большая игра или традиционные вассальные отношения?» доказывает, что США и Китай втянулись в геоэкономическое соперничество из-за природных ресурсов Центральной Азии. По его словам, «ситуация в Центральной Азии, кажется, развивается в направлении новой версии Большой Игры».
Вопреки общепринятому мнению, цель Китая в Центральной Азии не в том, чтобы вступить в игру с другими региональными державами, а в том, чтобы заручиться поддержкой «стран региона в подавлении антипекинского движения уйгурских националистов», а также в создании условий для инвестиций китайских фирм в энергоресурсы Центральной Азии. Природа щедро одарила центральноазиатские государства запасами нефти и природного газа, и Китай, будучи динамичной экономической державой и вторым по величине потребителем энергии, явно заинтересован в повышении степени своего присутствия в регионе. Усилия Китая по строительству автотрасс, совершенствованию инфраструктуры и железнодорожных путей свидетельствуют о росте вовлечённости страны в дела Центральной Азии. По мере развития связей Китая с центральноазиатскими республиками «его отношения с крупными державами, а именно с США и Россией, могут пострадать», утверждает специалист по региону Кевин Шивс.
Пока такой разворот в стратегии был бы для Китая преждевременным. В настоящий момент Китай сталкивается с множеством внутренних проблем. Например, ему приходится заниматься Тибетом, Синьцзяном и прочими полуавтономными регионами с сепаратистскими настроениями и стремлением к независимости. Наивысшими приоритетами Китая в Центральной Азии должны быть обеспечение безопасности, поддержание региональной стабильности, усмирение уйгурских сепаратистов в Синьцзяне и укрепление экономических связей в регионе.
Для удовлетворения потребностей своего 1,4-миллиардного населения Китай должен вести непрерывный поиск ресурсов по всему миру. Китайские корпорации и государственные компании участвуют в экономической жизни пяти республик Центральной Азии, обладающих огромными запасами природного газа и нефти: Казахстане, Кыргызстане, Таджикистане, Туркменистане и Узбекистане. С учётом живого интереса Китая к вопросам безопасности, а также его энергетических потребностей, в долгосрочной перспективе его взаимодействие со странами Центральной Азии коренным образом расширится. Центральноазиатские государства тоже приветствуют растущую экспансию Китая, так как они пытаются разрушить монополию Россию над транспортными маршрутами. Даже после основания в 2001 году Шанхайской организации сотрудничества Китай не прекращал работу над прокладкой нового Шёлкового пути, призванного соединить Центральную Азию и остальной мир со своим северо-западным Синьцзян-Уйгурским автономным районом. Возвращение Серединного Царства в Центральную Азию должно по всей вероятности произвести изменения в геополитической конфигурации региона – хотелось бы надеяться, что к лучшему.
Loading...